Жизнь в монастыре у Софьи началась с заутрени, когда в пять утра пришла сестра Евлампия и разбудила её стуком в дверь. Софья с трудом самостоятельно облачилась в простенькое тёмно-серое платье с застёжкой впереди. Наскоро заплела косы и, покрыв голову чёрной косынкой, вышла из кельи. Сестра Евлампия столь долгими сборами была недовольна, но виду постаралась не подать, памятуя о смирении. Утро началось с молитвы. В едином порыве сестры, собравшись в храме, внимали словам молитвы. Софи рассеяно крестилась тогда, когда все делали это, и склонялась в поклонах. «Боже, я ничего не знаю о жизни в стенах монастыря», - подумалось ей. Как оказалось, монахини не завтракают, а сразу, после заутрени и следующей за ней литургии отправляются каждая по своим делам, определённым для каждой сестры матушкой настоятельницей. После литургии Софью пригласили пройти к настоятельнице. Матушка Павла долго беседовала с ней о том, чему она в миру научилась. Особыми умениями Софья похвастать не могла, всё, что ей было доступно – это шитьё, и потому её определили в швейную. К обеду у Софьи урчало в животе, и слегка кружилась голова. Сразу вспомнилось, что всё последнее время она почти ничего не ела, а вот ныне, после раннего подъема и долгих трудов за шитьём, голод дал знать о себе, как никогда ранее. Монастырская трапеза оказалась весьма скудной, и после обеда, который Софья проглотила, едва только было дано благословение приступать к трапезе, поняла, что по-прежнему голодна.
Вечером, едва дойдя до своей кельи, девушка рухнула как подкошенная на узкое ложе и забылась глубоким сном без сновидений. Следующий день был точной копией предыдущего. Усталость, что одолевала её к вечеру, казалась ей непомерной. Не оставалось даже сил на жалость к самой себе. И всё же прошло время, и Софи стала привыкать к такой жизни. Спустя две седмицы, она уже просыпалась сама, и вскоре сестра Евлампия, которую матушка Павла просила присматривать за новой послушницей, перестала стучать в двери её кельи по утрам. Работа стала приносить удовольствие – видеть результат своих трудов было приятно, приятно было осознавать, что она своими руками смогла сделать что-то приносящее пользу.
Близился Рождественский пост. Крупными пушистыми хлопьями пошёл первый снег. Задумавшись, Софья засмотрелась в окно, позабыв о начатой работе, что лежала у неё на коленях. Ровно год прошёл с тех пор, как она впервые увидела Александра. «Как много и как мало, - вздохнула она. – За прошедший год успела стать и женою, и вдовою». В швейную заглянула молоденькая инокиня сестра Прасковья.
- Сестра Софья, - обратилась она к застывшей у окна Софи, - матушка Павла просила тебя зайти к ней.
Отложив работу, Софья, недоумевая, что могло понадобиться от неё игуменье, торопливо поспешила вслед за сестрой Прасковьей. К её удивлению, монашка привела её не в покои матери-настоятельницы, а в гостиный дом, в ту самую гостиную, где она сама впервые встретилась с матушкой Павлой. Едва войдя в комнату, Софи увидела высокую широкоплечую мужскую фигуру на фоне светлого от падавшего на улице снега окна.
- Андрей, - вздохнула она.
Кузен отвернулся от окна.
- Я оставлю вас, - тихо произнесла матушка Павла. – Надеюсь, вы зайдёте попрощаться, - повернулась она к Софье.
- Софи, - покачал головой Андрей. – Ты, определённо, разума лишилась.
- André, как ты меня нашёл? - не смогла скрыть удивления Софья.
- Признаться, это было нелегко. Едва я узнал о смерти Раневского, в тот же день выехал в Рощино, но тебя там не застал. Зато дядюшка Раневского поведал мне, что ты пожелала уехать в Нежино, подальше от горестных воспоминаний. Я отправился в Нежино, где твоя девка Алёна и сообщила мне о твоём решении принять постриг.
- Всё верно. Это моё решение, - не отводя взора под пристальным взглядом Андрея, подтвердила Софья.
- Софи, я понимаю, что тебе тяжело нынче, и отчасти в том есть и моя вина… - тихо заговорил Андрей.
Софья подняла руку, жестом останавливая поток его красноречия.
- André, поверь, я ценю твою заботу, но возвращаться с тобой в Завадное я не намерена.
- Ты намерена заживо схоронить себя за монастырскими стенами?! - взорвался Андрей. – Я не могу допустить того, или ты хочешь, чтобы тот груз вины, что я испытываю, стал и вовсе непомерным для меня?!
- Значит всё дело в том, что тебя гложет чувство вины? – тихо спросила Софья. – А как быть с той виной, что лежит на мне? Думаешь, мне легко? Я - причина его смерти! – вдруг выкрикнула Софья.