Из раздумий его вырвал тихий голос Сашко.
- Ваше благородие, - позвал его паренёк, - Беркер велел сапоги ваши вам вернуть.
Открыв глаза, Раневский вздохнул.
- Не думаю, что смогу натянуть их, - с сомнением протянул он.
- Так я это, портянки принёс. Я помогу, - засуетился Сашко.
- Не сейчас, - отмахнулся Александр.
Присев рядом с Раневским, Сашко разломил пополам лепёшку, что принёс с собой и, протянув половину Александру, принялся жевать свой кусок, запивая тёплой водой из небольшой фляжки, нагревшейся на солнце.
Утром, едва рассвело, вновь тронулись в путь. С помощью мальчишки Раневскому удалось кое-как обуться, кандалы на ногах сняли, и он, прихрамывая, продолжил путь. На закате вошли в ущелье, которое далее расширялось, превратившись в небольшую горную долину, где и располагалось селение Беркера.
- Добрались, - вздохнул Сашко и бегом бросился вперёд к большому дому, ворота которого распахнулись, едва только отряд показался у выхода из ущелья.
Осмотреться Александр не успел. В горах быстро темнело. Пленника впихнули в глиняный сарай и заперли снаружи. Оставшись в одиночестве, Раневский опустился на пол. «И что дальше? – мелькнуло в голове. – Что Беркер собирается делать теперь?» Сказалась неимоверная усталость двухдневного перехода через горы, и Раневский не заметил, как задремал.
Утром его разбудил яркий солнечный луч, проникший в щель между плохо пригнанными досками двери. Зажмурившись, Александр закрылся от него рукой. Казалось, что о нём позабыли. По подсчётам пленника минула половина дня, в сарае становилось невыносимо жарко, спёртый горячий воздух обжигал гортань, вызывая нестерпимую жажду. Находясь в полуобморочном состоянии, Раневский услышал за дверью тяжёлые шаги. Солнечный свет, хлынувший в открытую дверь, на мгновение ослепил его. С трудом поднявшись на ноги, Александр вышел во двор. Уперев руки в бока, перед ним стоял Беркер и перепуганный Сашко. Турок заговорил, парнишка что-то попытался возразить ему, но получив полновесную затрещину, свалившую его с ног, начал переводить слова хозяина:
- Беркер ожидает к вечеру гостей, он хочет, чтобы ты прислуживал за столом.
Раневский отрицательно качнул головой. Приблизившись к нему, турок наотмашь ударил его по лицу, разбив губу.
- Нет, - повторил Александр.
Беркер прищурился, не спуская глаз с лица пленника. Повернувшись к замершим позади него воинам, он отдал короткое распоряжение. Двое из них выступили вперёд и приблизились к Раневскому. Выкрутив руки пленника за спину, они подтащили его к вкопанному в растрескавшуюся каменистую землю толстому столбу с привязанной к его верхушке верёвочной петлей. Сдёрнув с Раневского рубаху и продев его запястья в петлю, один из турок затянул её, так что верёвка впилась в кожу.
Александр и, не оборачиваясь, догадывался, что сейчас произойдёт. За спиной щёлкнул кнут, заставляя напрячь плечи и сделать безуспешную попытку вытащить руки из стягивающей их петли. Раневский замер, но Беркер не спешил, явно наслаждаясь тем, что заставляет пленника нервничать. И всё же первый удар был неожиданным: за коротким свистом кнута, последовала обжигающая боль.
- Чёрт! – сорвалось с губ пленника, вызвав довольную усмешку на лице Беркера.
Стиснув зубы, Раневский мысленно считал удары. Пять, семь, пот крупными каплями катился по лицу, капая на грудь солёными каплями. После двенадцатого удара потемнело в глазах и Александра затянуло в тёмную пропасть. Ведро холодной воды привело его в чувство. Беркер снова заговорил, презрительно скривив губу. Сашко, бледный как полотно, стал переводить его речь трясущимися губами:
- Когда хозяин приказывает что-то сделать – раб повинуется. Раб, посмевший ослушаться, будет наказан.
- Чтоб ты сдох! – выдохнул в сердцах Раневский.