Пленника оставили у столба. Только поздней ночью к нему, ковыляя искалеченными ногами, вместе с Сашко подошёл совершенно седой казак, чьи отливающие серебром волосы отчётливо просматривались в свете полной луны. Что-то ворча себе под нос, казак принялся распутывать верёвку, стягивающую запястья Раневского. Вдвоём с Сашко они дотащили его до деревянного сарая, в котором Беркер содержал своих рабов.
- С таким норовом, ваше благородие, - ворчал казак, осторожно промывая рубцы на спине Раневского в тусклом свете лучины, - вы здесь долго не протянете. Видали иву на берегу. Ветер дует, а она гнётся и не ломается. Вот и здесь иногда согнуться нужно.
- Скорее ад замерзнёт, - простонал Александр, вызвав улыбку на лице казака.
- Эх! Ваше благородие, всё у вас, у благородных, гордость во главе угла.
- Тебя как зовут? – спросил Раневский, чтобы отвлечься.
- Афанасий я. Отец вон ему, - кивнул он на Сашко.
Казак помог ему сесть и поднёс к потрескавшимся искусанным губам глиняный сосуд с водой. Несмотря на то, что спину адски припекало, Раневский уснул. Александр подозревал, что Афанасий добавил что-то в воду, потому как вкус её показался ему странным. Двое суток он пролежал на животе в сарае, днём в одиночестве, ночью в компании рабов Беркера. Помимо Сашко и Афанасия, было ещё трое. Один из них совсем ещё юноша армянского происхождения и двое русских, бывших когда-то солдатами в русской пехоте и воевавших с турками ещё в 1806 году. На третий день, едва рубцы на спине немного затянулись и перестали кровоточить, как и предсказывал Сашко, Раневского отправили в каменоломню вместе с остальными. Александр прекрасно понимал, что Беркер и не ждал от него, что он согласится унизительно прислуживать за столом ему и его гостям, турку нужен был повод, чтобы продемонстрировать пленнику, кто здесь хозяин положения, и какая жизнь ожидает его отныне.
Каменоломня представляла собой совершенно безжизненную каменную выработку, где не было ни единого островка зелени и совершенно негде было укрыться от палящего солнца. От звона кирок гудело в голове. Жарким, душным маревом раскалённый воздух колыхался перед глазами, солёный пот заливал глаза. Не выдержав, Раневский снял рубаху.
- Зря вы это, ваше благородие, - покачал головой Афанасий, - мало вам ран на спине, так ещё и обгорите.
- Жарко, - выдохнул Александр.
- Привыкнете, - пожал плечами Афанасий. – Через пару седмиц жара спадёт, так по ночам даже холодно будет.
- Не желаю я привыкать к этому, - сплюнул на землю Раневский, вновь берясь за кирку.
Афанасий бросил быстрый взгляд вокруг и усмехнулся в седую бороду. Такой как Александр никогда не смирится с положением раба, как те пленники, что влачили жалкое существование уже на протяжении трёх лет. Голубая кровь, одним словом. Самому Афанасию было уже не уйти из турецкого плена, но вот Сашко… Казак тоскливо вздохнул, который раз укоряя себя в душе за то, что взял мальца с собой. Пока жив Раневский, для Сашко есть надежда, ежели, конечно, его благородие своим норовом раньше времени всё дело не загубит. Наученный горьким опытом неудачных побегов, Афанасий знал, что может понадобиться в долгом и трудном пути домой, знал, в какое время лучше всего попытаться уйти, но посвящать Александра в свои планы пока не спешил. Только бы Раневскому хватило выдержки и терпения.
Спустя некоторое время тело привыкло к тяжёлому физическому труду, уже не так сильно болели мышцы по ночам. Через две седмицы, как и сказал Афанасий, в горах похолодало и ныне по ночам пленников трясло от холода в продуваемом насквозь всеми ветрами сарае.
Как-то после особенно тяжёлого дня, Александру привиделось, будто кто-то гладит его по голове, пропуская русые пряди меж тонких пальчиков. Повернувшись, он увидел Надин. Потянувшись к ней всем своим существом, Раневский поднялся со своей постели в Рощино, но Надин словно бы растворилась в темноте ночи и, вместо неё из полумрака выступили иные черты. «Софи!» - прошептал он и проснулся.
- Кто такая Софи? – сонно поинтересовался Сашко.
- Жена, - коротко ответил Александр.
- Красивая? – продолжал любопытствовать паренёк.
- Нет, - тихо ответил Раневский. – Но добра, как ангел, - добавил он.
Работать и дальше без обуви стало совершенно невозможно, и с Раневского вновь сняли кандалы и отдали сильно износившиеся сапоги. Афанасий подозревал, что он попытается сбежать и хотел упредить его, да не успел. Александр исчез во время короткой трапезы в каменоломне. Хватились его спустя всего полчаса. Само собой, что Раневскому, совершенно не знающему местности и попытавшемуся уйти единственным известным ему путём через ущелье, не повезло. Уже через полдня беглеца поймали и привезли обратно в село. Наказание последовало незамедлительно. Беркер был в ярости и орудовал кнутом, даже не обращая внимания, на то, что пленник давно лишился чувств.