День за днём жизнь её протекала однообразно, но она не ощущала скуки или недовольства ею. Окончился пост, и наступило Рождество. Собираясь к всенощной, Софья достала то самое платье, которое одевала на похороны супруга. Оно оказалось ей велико, с удивлением отметила она. Потуже затянув пояс под грудью, она накинула на голову эшарп из чёрного газа и отправилась к собору. Отстояв службу, Софи вернулась в свою келью. В праздник ей впервые захотелось выйти за стены монастыря. Испросив разрешения у игуменьи, Софья вышла пройтись. Неподалёку от обители располагалась небольшая деревенька. Софи медленно брела по укатанной зимней дороге, когда внимание её привлёк звонкий детский смех: деревенская ребятня устроила катание с горки. Кто-то катался на деревянных салазках, кто-то прямо на поле зипуна. Невольно залюбовавшись картиной всеобщего веселья, Софья замедлила шаг. Как бы было хорошо, если бы и у неё был ребёночек. Острое сожаление кольнуло прямо в самое сердце, и новая волна злости на Раневского поднялась в душе. «Господи! Зачем я согласилась на его предложение?! Это же так очевидно, что никогда бы ничего путного из этого не вышло! Права была Лиди, не стоило мечтать о том, чему никогда не дано было свершиться. Как глупа я была, думая, что он полюбит меня, и в итоге что имею: разбитое сердце и неясное будущее». Ей вспомнился тот единственный поцелуй, когда он так легко, так нежно коснулся её губ на следующий день после безобразной ссоры, которая случилась накануне приезда Андрея, и с которой начались все её беды. Сердце перевернулось в груди, а горькие слёзы выступили на глазах. Тоска, острая, как никогда, сжала грудь, комом стала в горле, не давая вздохнуть. Развернувшись, Софи побрела обратно, подальше от веселья, смеха.
В самый разгар сезона, когда она коротала дни своего вдовства в монастыре, Лидия с супругом обосновались в столице в фамильном особняке Корсаковых. Лиди всегда мечтала жить в Петербурге и пришла в неописуемый восторг от того, что, наконец, мечты её сбылись. Алексей восторгов жены не разделял. Самому Корсакову Первопрестольная была куда более по сердцу, чем чопорный светский Петербург, но, уступив просьбам супруги, этот сезон они проводили в столице.
Наутро после шумного бала по случаю празднования Нового 1810 года у губернатора Лидия поздно проснулась и, спустившись в столовую, не застала там Алексея. Выяснив у прислуги, что «барин уже позавтракали», она направилась прямо в его кабинет. То, что муж не стал дожидаться её и предпочёл завтракать в одиночестве, неприятно кольнуло.
Корсаков просматривал корреспонденцию, которую поутру доставили на его адрес в столице. Он как раз вскрыл письмо от Андрея, когда в его кабинет вплыла Лидия.
- Что пишут, mon cher? – поинтересовалась она.
- Это от твоего брата, - отозвался Алексей. – Пишет, что нашёл Софью.
- В самом деле? – улыбнулась Лидия.
- Не могу поверить, - тихо произнёс Корсаков, читая строки письма. – Она собралась постриг принять. Это так ужасно.
- Единственное разумное решение, - пожала плечами Лидия, устраиваясь в кресле напротив супруга. – Ей не стоило выходить за Раневского. Они не пара, это было столь очевидно.
- Тебе совершенно всё равно? – удивлённо взглянул на жену Корсаков.
- Это её жизнь, она сама выбрала этот путь, - отмахнулась Лидия.
Взяв со стола колокольчик, она позвонила.
- Любезный, - обратилась она к явившемуся на её зов лакею, - принеси мне чаю.
- Лиди, - недовольно поморщился Алексей, - я не единожды просил тебя не устраивать завтраки в моём кабинете.
- Без твоего общества в столовой мне было бы одиноко, - улыбнулась она ему.
Вздохнув, Корсаков сдался, предпочитая не затевать новую ссору, коих и так было вполне предостаточно между супругами в последнее время. Притом возникали эти ссоры из столь незначительных мелочей, что Алексей только диву давался способности Лидии раздуть какой-нибудь пустяк до размеров истинной катастрофы. Вовсе не о такой семейной жизни он мечтал. Ему виделась большая семья: пять, а лучше шесть детей, чтобы непременно три мальчика и три девочки, но к его огорчению Лиди не стремилась становиться матерью. Минуло более полугода с тех пор, как они обвенчались и ничего. Заподозрив неладное, Алексей с пристрастием допросил камеристку жены. В конце концов, разрыдавшись от страха, что барин сдержит слово и продаст её подальше от семьи, девица поведала ему, что, будучи в Воздвиженском барыня ходила к местной повитухе и имела с той долгую беседу. Поговорить о том с Лидией Корсаков так и не решился, но сознание того, что она не стремится к тихой семейной жизни, что её куда более волнуют светские развлечения, вызывало раздражение. Лидия обожала быть в центре внимания и после замужества привычки её нисколько не изменились. Она всё так же кокетничала, флиртовала и не на шутку сердилась, если Алексей позволял себе сделать ей замечание.