- Здесь всё моё, - тихо произнесла она. – У тебя здесь ничего нет. Запомни то.
Глава 1
Москва
январь 1809 года
С началом сезона в Московском доме Завадских по вечерам стало весьма многолюдно: собиралась молодёжь из числа сослуживцев Андрея, бывали с визитами хорошие знакомые, особенно те, у кого имелись дочери на выданье. Музицировали, пели, молодые люди иногда садились за карточный стол.
Частым гостем в доме Завадских стал поручик Лейб-гвардии Гусарского полка Алексей Кириллович Корсаков.
Знакомство с Корсаковым Андрей свёл четыре года назад во времена войны Третьей коалиции, закончившийся для России сокрушительным поражением под Аустерлицем. Для молодого Завадского то сражение стало боевым крещением: Кавалергардский полк, неся огромные потери, отчаянно сдерживал превосходящие силы французов, давая возможность попавшим в окружение войскам отступить. Корсаков, будучи адъютантом при командовании, должен был передать на левый фланг армии союзников приказ об отступлении. Оказавшись в самой гуще боя, Алексей отвёл удар французского кавалериста, предназначавшийся Завадскому. Андрей успел запомнить лицо своего нечаянного спасителя и много позже, уже во время марша обратно в Россию, разыскал его, желая выразить тому признательность за спасение собственной жизни. С тех пор молодых людей связывали узы тесной дружбы.
Третьим в компании друзей был штабс-ротмистр Кавалергардского полка Раневский. С Раневским Андрей впервые столкнулся ещё будучи рядовым (при поступлении в кавалергарды независимо от происхождения новобранец первые шесть дней числился в составе полка рядовым) в первые же дни службы. Для молодого впечатлительного Завадского Александр стал едва ли не кумиром: хладнокровный и бесстрашный в сражении, любимец фортуны за карточным столом, остроумный собеседник, пользующийся неизменным успехом у слабого пола, что в светской гостиной, что в местах менее благопристойных, у одних он вызывал жгучую зависть, у других желание добиться дружбы и расположения. Андрею посчастливилось оказаться в числе друзей, и дружбой этой он весьма дорожил. Оттого и был несказанно рад, что в сезон 1809 года оба, и Корсаков, и Раневский оказались в Москве.
Корсакова в дом Завадских влекла не столько дружба с Андреем, сколько его очаровательная сестра Лидия. Лиди благосклонно принимала ухаживания молодого привлекательного гусара в надежде получить от него предложение руки и сердца. Всё шло к тому: родители Лидии и Андрея не возражали против подобного сватовства, однако сам Алексей медлил, не решаясь связать себя брачными узами. Алексей Кириллович понимал, что должен либо прекратить наносить Лидии визиты, либо сделать окончательный и решительный шаг.
- Завтра, - улыбаясь, заявил он в один из вечеров, что проводил в компании Завадского и Раневского в одном из Московских трактиров. – Завтра, господа, я, пожалуй, готов буду к решительным переменам в своей жизни.
- За это следует выпить, mon ami (друг мой), - знаком подзывая полового, предложил Александр.
Андрей, не спуская внимательного взгляда с Корсакова, едва заметно улыбнулся, подставляя свой бокал. «Лиди несомненно будет счастлива, сбылись её самые заветные надежды, но вот другое сердце сие известие непременно разобьёт», - вздохнул он.
- За любовь, господа! – предложил тост Алексей.
- За любовь! – поддержал его Александр.
- За любовь, - отозвался Андрей, поднимая бокал.
Как же прав он был в своих опасениях. Последующий вечер в доме Завадских отличался от остальных: после долгого Рождественского поста давали бал.
Ольга Николаевна долго готовилась к тому: рассылались приглашения, начищали паркет и зеркала. В оранжерее почти подчистую срезали все розы, дабы украсить ими бальную залу в день торжества. С самого утра обе барышни готовились к вечернему выходу, но если для Лидии это был уже второй сезон, то для Софи всё было впервые.
Софья, взволнованная предстоящим событием, не ела с самого утра: кусок не лез в горло. Сидя перед зеркалом, она нетерпеливо ёрзала на месте, пока Алёна, её камеристка, неспешно раскручивала папильотки на пепельно-русых волосах барышни. «Вот, пожалуй, и всё богатство, окромя приданого, - вздохнула Алёна, разбирая локоны и укладывая их в сложную причёску. - Ну, глаза, пожалуй, тоже хороши, - взглянула она на барышню через зеркало, - а вот в остальном… То ли дело Лидия Дмитриевна, тонкая, гибкая, что молодая ива, а вот Софье Михайловне в том не свезло…» Окончив с причёской, камеристка взялась затягивать корсет.