Уже на следующий день, небольшой караван из телег крытых и открытых вышел из Менска в направлении границы княжества. Шесть дней мы добирались до земель Польского княжества, и ещё пять шли до Кракова.
В пути моя мать даже не раз не перемолвилась со мной словечком, да и я не горела желанием с ней поговорить. О чём можно разговаривать с чужим тебе человеком?
Ещё на границе княжеств нас встретили люди Болеслава и проводили до Краковкого замка моего деда.
Во двор мы въехали по темноте, разглядеть толком я ничего не смогла, меня привели в какую-то маленькую комнату, помогли раздеться и уложили на лежанку.
Так как было лето жаркое, ночью я раскрылась от покрова и меня покусала какая-то морошь. Утром встала вся опухшая от укусов, и к тому же они очень чесались, и я расчёсывая их, делала только хуже.
Вот в таком ужасном виде, меня и привели к моему деду.
[1] Рукописные книги в древней Руси были очень дорогими. Их делали из пергамента, обложку украшали драгоценными металлами и самоцветами. Первые рукописные книги на Руси появились еще до ее крещения, однако многочисленные природные катаклизмы, нашествия врагов и прочие факторы поспособствовали тому, что до наших дней данные культурные источники не дожили. Предполагается, что рукописные книги на Руси появились сразу после формирования славянской письменности. Это примерно в 9-10 веках нашей эры. Первая отсылка о наличии книг в древней Руси находится в «Повести временны лет». Там говорится о том, что после крещения князь Владимир заставил брать детей из «лучших семей» и отдавать их на «книжное учение». Те книги, что дожили до современного времени, писались примерно с 11 по 13 век. Как правило, первыми книгами были различные переводы Библии, исторические рукописи, а также священные тексты того времени.
[2] Брак был аннулирован по политическим мотивам Болеслава Польского, ему стал важнее союз со Швецией. Да и сама Рехеза хотела помочь своему сыну Кнуду.
ГЛАВА 5 КРАКОВ
ГЛАВА 5 КРАКОВ
Краков, Польское княжество 1147-1148 год.
Тот день был ужасным, покусанная ночью, распухшая, с расчёсами я стояла перед своим дедом. Властный и жестокий, он всё же любил свою дочь Рехезу, и не стал бы без её согласия расторгать брак с Володарем. Только когда она дала добро, он аннулировал брак, даже не знаю под каким предлогом.
И мать пошла на это, она отказалась от своего сына Василько и больше никогда с ним не встретилась.
- Как её зовут? – Болеслав спросил свою дочь.
- Софья, - ответила она равнодушно.
- Годов сколько?- добавил он.
- Мне восемь, - это я, смотря на него исподлобья.
- Она всегда такая? На волчонка похожа.
- Проучить её надо хорошо. До того хотела, но он не давал, - это мать моя.
- Займись, пусть знает своё место, - добавляет Болеслав.
И меня поучили, этим же вечером, так что я сидеть не могла несколько дней.
Приставили ко мне какого-то старикана, он говорил на местом языке и я его не понимала. Он пытался научить меня языку, читать и писать, счет вести. Но я настолько была настроена супротив, то только отвергала всё.
Старик через какое-то время, видимо, нажаловался матери за что, позвав меня к себе, она отхлестала меня по щекам и долго выкручивала уши. После этого меня отравили из Кракова, в поселение поблизости, меня вновь удалили с глаз долой.
После этого я совсем сникла, огонь угас во мне, оставляя только тлеющие головёшки.
Так минул год, начался второй.
Старика я невзлюбила, и очень радовалась когда его убрали и приставили ко мне для обучения монаха Мефодия, из монастыря, что стоит на землях древней Византии[1]. Он знал несколько языков, знал о звездах, умел вести счет и врачевать.
Именно он зажёг во мне, до того еле тлеющий огонь познания, я привязалась к нему, возможно даже полюбила, как любят дядю, или брата старшего.
Я постепенно выучила польский, найдя в нём созвучия с языком своей родины, понемногу полюбила читать манускрипты. Сама старательно выводила письмена и даже научилась рисовать красивые завитки заглавных букв в письменах. Изучала язык северных народов, шведов и данов, мои предки имели с ними родство. Язык народа варяжского, на котором говорили гёты и свеи, норвеги, ютландцы и зеландцы и жители Скании[2]. Мне нравились руны, песни скальдов. Разобралась я и в надписи на родовом обереге Брячиславовичей.
"Надежда всегда с тобой" - гласили руны на нём.
Заметив моё стремление к познанию, Мефодий стремился дать мне все знания, что ему подвластны.
Надо отдать должное Болеславу у него было большая библиотека рукописей древних составителей на латыни и греческом, франкском и германском языках. Сам он знал грамоту, и гордился библиотекой, но дело в том, что не только гордился. Он изучил все до единого манускрипта.
Мне изредка привозили одну из рукописей, очень бережно мы с Мефодием, изучали страница за страницей этих рукописных книг.
В один из дней, в конце лета за мной приехали и вновь увезли в замок Болеслава в Кракове. Я не хотела, долго плакала и причитала вцепившись в руку монаха. Отчего не знаю сама, но я поняла что больше не увижу его никогда. Это была моя вторая потеря. В глубине маленькой души, ищущей привязанности и теплоты, лёг глубокий шрам, отразившейся на всей моей дальнейшей жизни.
Мне шёл десятый год, выглядела я не на свои лета, была хлипкой, слишком не складной светловолосой девчонкой. Привыкшая к совместным играм с мальчишками, вечно вся в царапинах и сбитых в кровь локтях и коленках.
В тот день, в Краковском замке, я как обычно вышла из замка в лаз между деревянной оградой и стеной хлева, куда загоняли коров. Я не сразу нашла этот лаз, но проследив за мальчишками, жившими при дворе, увидела, что они им пользуются.
Мальчишки были примерно моего возраста, двое сыновья местной поварихи, а один был сыном одного из слуг в замке.
Нырнув в лаз, тут же взглядом нашла мальчишек, они собрались кругом и, что-то шумно обсуждали. Замедлив шаг, я тихо подкралась к ним, желая напугать в шутку.
Приблизившись, громко закричала, один из них стоявший ко мне спиной, вздрогнул и дернулся, раскинув руки. Одно из рук больно задела меня, и я не удержалась на ногах, упала.
Падение было очень неудачным, упала коленкой на острый камушек. Боль заставила меня схватится за ногу, и не сдержавшись я заплакала. Мальчишки испугались, если бы я пожаловалась, их бы наказали. Чтобы избежать наказания, они тут же разбежались в рассыпную.
Присев на землю я заревела, от жалости к себе, от обиды, что меня бросили все, а не только мальчишки. Размазывая одной рукой грязные слезы по щекам, второй зажимала кровоточащую коленку и совсем не видела приближающегося человека. И только когда, чьи-то ноги встали рядом, я подняла глаза и встретилась взглядом с глазами изумрудного цвета, в них разлилось море зелени с волнами черного цвета.
Что-то знакомое было в этом взгляде, я долго смотрела в эти глаза, молча, почти не моргая. Утопала в глубоких, очень умных глаз, невероятного мурринового цвета[3].
Спустя какое-то время ожила, понимая, что человека с этим взглядом, я видела в Менске.
[1] Византия - также называемая как Восточная Римская империя или Византийская империя – продолжение Римской империи в её восточных провинциях в период поздней античности и средневековья, когда столицей Восточной Римской империи был Константинополь( на Руси называли Царьград).
[2] Гёты и свеи- будущие шведы, до объединения. Зеландцы, ютландцы и жители Скании –будущие даны, до объединения их Вальдемаром I единое государство.
[3]Муррин - это малахит. Своё название минерал, по-видимому, получил от греческого «малахе», означающего мальва, так как своей зелёной окраской он напоминает цвет листьев этого растения. По другой версии название связано с его невысокой твёрдостью: малакос по-гречески – мягкий. В средневековой Европе и в Древней Руси латинское молохитес имело синоним - муррин. В XVII веке можно было услышать мелохилес, мелохитес, молохитес. Последнее название дошло до XVIII столетия, пока не было вытеснено современным написанием «малахит», которое предложил швед. минералог Ю.Г. Валлериус. Это название появилось в 1747 году в его книге, а её русский перевод вышел через 16 лет. Новая форма написания была принята Европой применительно к уральскому, или, как тогда писали, сибирскому камню. Тем не менее, в первой трети XIX века в России было принято писать «малахид», реже «малакид».