«Основательность суждений, верность и сила приводимых доказательств, порядок размещения тех и других, глубокое понимание удивляли меня… — вспоминал Малевич. — Я думал не столько о необыкновенных успехах даровитой ученицы, сколько о дальнейшей судьбе девушки отличной фамилии и богатой: что, если бы судьба лишила ее избыточности в средствах к жизни и дала бы лишь средства к высшему образованию, увы, недоступному для женщины в наших университетах? Тогда, о, тогда, я даже был уверен в этом, даровитая ученица могла занять высокое место в литературном мире».
Историю Малевич проходил тоже не так, как принято было ее проходить в учебных заведениях. Он считал, что «преподавание отечественной истории должно служить довершением тех начал, которые порождают любовь к родине, готовую на жертвы во имя ее: подвиги сынов России, гражданские их доблести».
Он начал курс истории России с изучения древнейших памятников, отразивших гений народа, сопровождал уроки чтением отрывков из трудов Карамзина, С. Соловьева, журнальных статей.
Героическое прошлое родины возбуждало воображение девочки, заставляло ее сердце биться учащенней, а стихи Добролюбова, Некрасова, статьи Белинского, рассказы Тургенева вызывали неясное, но все более крепнущее чувство недовольства несправедливостью и злом, царившими в жизни.
По-своему преподавал Малевич и географию. Он знакомил ученицу со всем окружающим ее — от ручейка до большого озера, от земли в цветнике или в саду до разнообразной почвы на пахотных полях, от булыжника до драгоценных камней, от домашних животных до диких зверей, которых случалось ей иногда видеть, от сельца, в котором она жила, до больших селений, местечек и городов.
Черчение карты было обязательным. Девочка вычерчивала карту мест, начиная от палибинских владений до Невельского уезда, от Витебской и сопредельной Псковской губернии до Западной Европы, отмечала озера, реки, леса, болота, делала диаграммы о народонаселении — городском и сельском, о промышленности — фабричной и сельской, об образовании, доходах. Меньше всех, оказывалось, получали те, кто больше работал. И несоответствия в распределении благ земных, на которые указывала литература, в диаграммах выступали более отчетливо.
Малевич давал ученице статьи из журналов или читал ей сам отрывки из больших трудов по географии. Затем прибавилось и еще одно интересное занятие.
В свободное от уроков время, а это были только вечерние часы, Малевич, как ни противилась гувернантка, не упускал случая побыть с Соней, поиграть с ней, пустить при ветре огромного змея. Он заметил, что после чая в долгие осенние и зимние вечера Соня часами бегает по залу, постукивая мячом об пол. После многих попыток ему удалось добиться признания: Соня сказала, что хотя игра с мячом и отличный моцион, но ей нравится в этой игре другое. Когда она так бегает, мысли ее уносятся далеко, она или складывает стихи, или путешествует по белу свету, вспоминая все, что узнала о материках и странах.
Малевич предложил ей играть в «путешествия». В воображении они уезжали из Палибина, разглядывая шаг за шагом все замечательное, что могло бы попасться на пути. Так «побывали» они во всех европейских столицах, осматривали музеи, знаменитые в мире здания, статуи, картины, библиотеки, посещали ученые общества и заседания, университетские лекции — все, о чем только мог рассказать Малевич.
А летом в Палибине предпринимались большие поездки в лес — за земляникой, за грибами. Прогулки в лес для Сони были самым интересным развлечением. Готовились к поездке с вечера. С первыми лучами солнца к крыльцу подкатывало несколько телег. Горничные укладывали на них посуду, самовар, провизию, корзины и кувшины для грибов и ягод.
Дети, мешая всем, бегали с пылающими щеками. Скулили, боясь быть оставленными, дворовые собаки. Наконец телеги трогались по проселочной дороге и въезжали в бор.
B три часа на лугу возле костра расстилали скатерть, ставили тарелки, стаканы, поднос с самоваром. Слуги усаживались на почтительном расстоянии от господ. Но эта привычная рознь длилась в лесу недолго. В такой чудесный день сословные различия как ветром сносило. Всех объединяла одна страсть, каждый хвастался своей добычей, каждому было что рассказать: и про спугнутого зайца, и про логовище барсука, и про змею, и про многое другое. И Соне нравились это единение, эта дружба, которые невозможны дома.