Братство Святого Духа существует до сих пор и находится недалеко от собора Святого Петра. Архитектурный ансамбль Санто-Спирито выделяется своим средневековым обликом. Темно-коричневые кирпичи XIII столетия, из которых сложена значительная часть зданий, смотрятся сегодня мрачновато. Однако любому путешественнику стоит взглянуть на них: это один из немногих остатков средневекового Рима — того времени, когда город был сравнительно мал и беден.
Содержание Фомы взял на себя папа, выплачивавший ему 300 дукатов ежемесячно. На нужды бывшего деспота по 200 дукатов в месяц перечисляли также кардиналы Исидор и Виссарион. Каждая такая монета имела вес около 3,5 грамма. Таким образом, ежемесячно Фома получал в Риме около двух с половиной килограммов золота, значительную часть которого он тратил на свое окружение и прибившихся к нему греков-эмигрантов. Папа также пожаловал деспота орденом Золотой розы. Этот орден давался обыкновенно европейским правителям за заслуги перед Римской церковью.
В Риме Фома стал «знаменем» готовящегося крестового похода против османов, решение снарядить который было принято в Мантуе. Его идеологи предполагали сначала освободить Морею, чтобы сделать Пелопоннес «плацдармом» для дальнейшей борьбы за Константинополь. В свете этого Фома превратился в воплощение надежд на возрождение византийской государственности.
В 1464 году Фома вместе с папой Пием II был в Анконе, откуда на восток отправлялись венецианские военные галеры, возглавляемые Сигисмондо Пандольфо Малатестой. Папа прибыл в Анкону, чтобы благословить этот отряд. Он был уже стар, и нервное напряжение окончательно подорвало его силы: в Анконе понтифик скончался. Именно этот эпизод запечатлен на одной из фресок работы Пинтуриккьо из Сиенского собора, где после смерти Пия II хранилась его обширная библиотека. Фома Палеолог изображен на этой фреске с длинной раздваивающейся бородой, в широкополой шляпе, с грустным и задумчивым взглядом: он будто понимает, что его страна никогда не будет спасена.
Поход Сигисмондо действительно оказался неудачным: христианские войска были в очередной раз разбиты турками, а их предводитель вскоре умер в Римини.{143} Пожалуй, единственным положительным итогом похода стало то, что Малатесте удалось привезти из Мореи в Римини останки Георгия Гемиста Плифона — выдающегося «византийского гуманиста», которого Сигисмондо — большой любитель наук и искусств — очень чтил.{144}
Примечательно, что Сигисмондо вовсе не был верным и преданным сыном апостольского престола. Напротив, это одна из самых омерзительных фигур того времени. За свое презрение к религии и церкви, открытое почитание языческих божеств, а главное, за развратное поведение он был отлучен от церкви и даже приговорен в Риме к смертной казни (было сожжено его изображение). Сигисмондо «был в такой степени невоздержан в разврате, что насиловал своих дочерей и своего зятя…».{145} Быть может, Пий II благословлял идущего на верную смерть Сигисмондо, чтобы этот великий грешник оставил Италию и вообще этот свет как можно скорее…
Пока Фома устраивался в Риме, его супруга Екатерина 26 августа 1462 года скончалась от болезни. Византийский интеллектуал Гермоним Харитоним (Ермитиан), ученик Плифона, написал по случаю ее смерти скорбный плач.{146} «Василисса» (как называет ее Сфрандзи) была похоронена в Керкире, «в монастыре Святых апостолов Ясона и Сосипатра».{147} Святые Ясон и Сосипатр во II веке принесли на Корфу веру Христову и широко почитались на острове. В Керкире сохранился греческий храм XII столетия в честь этих проповедников. В ходе археологических раскопок рубежа 1980–1990-х годов было обнаружено захоронение, которое предположительно является могилой Екатерины, однако в храме ее могила никак не обозначена.{148}
С осени 1462 года дети Фомы Палеолога — Софья, которой тогда было около тринадцати лет, Андрей и Мануил — остались на Корфу практически одни. С кем они общались в ту пору, доподлинно неизвестно. Но очевидно, что вокруг них были не только латинофильствующие греки из окружения Фомы Палеолога, но и те, кто не принял решении Ферраро-Флорентийского собора. Среди византийцев, ос жавших на Корфу, таких было немало. Дети морейского правителя встречали их и на молитвах у греческих святынь, и в домах знатных особ острова. Слова поддержки и тепло, которым дарили сирот носители православной традиции, их искренняя вера могли наложить определенный отпечаток на религиозные чувства Софьи, Андрея и Мануила. Кроме того, даже среди греков-латинофилов было распространено пренебрежительное, высокомерное отношение к «варварам»-европейцам. Латинофилы находились «под стоянием давнего идеологического и психологического стереотипа в отношении к Западу».{149} Так у юных Палеологов могла развиться антипатия к «латинству» и европейским порядкам, с которой позже в Риме боролся кардинал Виссарион.