Греки мечтали о соборе в Константинополе. Но из-за бедственного положения, в котором находилась Византия, они не могли проявлять настойчивость. До Феррары же им было сравнительно удобно добираться. Путь от Константинополя до Венеции был давно и хорошо известен, а далее по материку оставалось проехать не так уж много — около ста километров. Созвать собор в самой Венеции не представлялось возможным, поскольку эта морская республика издавна имела серьезные претензии к Византии.
На собор в Феррару прибыли многие выдающиеся деятели христианского мира. Греческую делегацию возглавляли константинопольский патриарх Иосиф II, император Иоанн VIII Палеолог — старший сын Мануила II — и один из братьев Иоанна — Димитрий. По некоторым сведениям, на собор ездил также отец Софьи — Фома. Косвенные свидетельства об этом есть в Хронике Георгия Сфрандзи, а также в сообщениях Перо Тафура — андалузского аристократа и путешественника, оказавшегося в 1438 году в Константинополе.{46} Последний упоминает о двух младших братьях Иоанна VIII, отправлявшихся в Италию. Сфрандзи же сообщает, что в Морее Фому готовили к тому, чтобы в 1438 году отправить к императору. Важно, однако, подчеркнуть, что Фома был самым младшим из Палеологов и тогда еще не носил титула порфирородный (этим титулом подчеркивалась возможность его будущего воцарения в качестве императора), а потому к руководству миссией не относился.
Среди значимых иерархов Восточной церкви, ездивших на собор, были митрополит Никейский Виссарион, митрополит Эфесский Марк Евгеник и митрополит Киевский Исидор. Последний ехал в Феррару не из Константинополя, а из Москвы. Так на соборе выделилась немалая по численности — около ста человек — русская делегация. В нее входили видные церковные деятели из разных русских земель, в том числе епископ Суздальский Авраамий, суздальский иеромонах Симеон, «тверской посол» Фома{47} и др. Долгое время было принято считать, что московский князь Василий II не хотел отпускать русских на собор, но сравнительно недавно было доказано обратное.{48} Русские ехали в Феррару со светлым чувством, они искренне хотели показать латинянам их заблуждения, надеясь убедить их перейти в истинную, православную веру.
В рядах византийской делегации не наблюдалось единства по вопросу объединения церквей (унии). Так, патриарх Иосиф II, император Иоанн VIII и Виссарион Никейский были сторонниками унии. Ярым противником унии показал себя Марк Эфесский. Деспот Димитрий также был настроен против унии. Известно, что он покинул Италию уже в 1438 году, не дождавшись решений собора.{49} Кажется, перед лицом турецкой угрозы Димитрий чувствовал себя увереннее остальных: у него были связи при дворе султана. Забегая вперед скажем, что в 1442 году он предпринял попытку напасть на Константинополь с помощью турецких войск. Императору Иоанну удалось спастись только потому, что ему помог один из братьев — деспот Константин.{50}
Феррара не стала местом принятия исторических решений. Вскоре после начала работы собора в город пришла чума — настоящее проклятие Средневековья, и участники срочно перебрались во Флоренцию. Это было на руку папе Евгению IV. Дело в том, что в Италии в ту пору продолжалась многовековая борьба за преобладание в регионе между сторонниками папы римского (гвельфами) и приверженцами германского императора (гибеллинами). Герцог Феррары Никколо III д’Эсте разделял гибеллинские взгляды, тогда как Флоренция была оплотом гвельфов.
Интересно, что участники собора переезжали из города в город не все вместе, а небольшими группами. Во Флоренцию они прибывали постепенно. Сначала в город въехал патриарх Иосиф, через несколько дней — император Иоанн, затем Димитрий, а позже всех Исидор Киевский.
Во Флоренции 1430-х годов уже вовсю цвела ренессансная культура. Узкие и кривые средневековые улочки решили выровнять, чтобы город обрел более гармоничный и упорядоченный облик. Но этот процесс только начинался, а потому русским участникам собора, вероятно, не сразу открылось очарование города. Русские люди, привыкшие к городским деревянным усадьбам с обилием зелени, вероятно, почувствовали себя на улицах «столицы Ренессанса» будто в каменном мешке.
Флоренция встретила церковных иерархов не только с почтением, но и с любопытством. К иностранцам здесь привыкли. Но греки и особенно славяне выглядели для флорентийцев весьма экзотично. О их облике гуманист Веспасиано да Бистиччи написал следующее: «Люди с длинной бородой, опускающейся на грудь, с густыми, косматыми, растрепанными волосами, другие с короткой бородой, с головой, выбритой наполовину, с выкрашенными бровями; многие выглядели так необычно, что даже самый грустный человек при их виде не мог удержаться от смеха».{51}