Среди книжников второй половины XV века выделяется монах Кирилло-Белозерского монастыря Ефросин. Ученые давно выделяют из всего корпуса рукописей той эпохи так называемые «ефросиновские» сборники. Их отличает необычайно широкий в сравнении с другими кодексами состав текстов. Это не только выписки из библейских книг, сочинений Отцов Церкви и восточнохристианских богословов, но и целый ряд «светских» текстов, часть которых представляла собой переводные памятники. Ефросин переписывал рассказы о Соломоне и Китоврасе (кентавре), «Повесть о Дракуле воеводе», заметку Феофила Дедеркина о землетрясении в Италии 1450-х годов, рассказ Плутарха о Марафонской битве и другие тексты.{634} Конечно, все это не говорит о «гуманистических устремлениях» Ефросина, но свидетельствует о том, что он и без греков знал о многих новых для русского мира вещах.
Однако для значительной части русских интеллектуалов — участников «геннадиевского кружка» в Новгороде и московских книжников — Траханиоты и другие византийцы стали важным источником сведений о Европе и ее достижениях. Не без их помощи часть русских людей, не чуждых письменной культуре, стала постепенно осознавать, что православная Россия — в корне отличная от Европы держава, но всё же не отделена от Запада непреодолимыми духовными преградами.
Думается, что устремления и навыки образованных греков, прибывших с Софьей из Рима, стали важной составляющей ее «приданого». Степень учености этих греков и их роль в русской культуре не стоит преувеличивать, но их роль была гораздо значительнее той, что играла сама великая княгиня.
Греки в борьбе с еретиками
Деятельность части греков, приехавших с «царевной Софьей» в Москву, способствовала не только укреплению международной составляющей политики Ивана III и подъему книжной культуры, но и упрочению православной веры.
Возможно, их роль и не проявилась бы в этой сфере, если бы в Новгороде, а затем и в Москве не распространилась очередная ересь. Увлеченные ложным учением священники по-своему трактовали Евангелие, уча народ «помнить день субботний» (не воскресный!) и не видеть в Иисусе Христе Бога. Эти идеи новгородско-московских еретиков дали основание русскому духовенству того времени назвать их «жидовствующими». Еретики сомневались в необходимости церковной иерархии и почитания икон, а также в том, что в 1492 году от Рождества Христова (7000-м от Сотворения мира) наступит конец света, которого русские люди ждали с большим опасением.
Борьбу с ересью возглавил архиепископ Новгородский Геннадий (Гонзов) — выдающийся церковный деятель того времени. Осознав, что еретики в своем учении опирались на целый ряд псевдохристианских текстов, владыка Геннадий решил отделить тексты Священного Писания от апокрифов (неканонических произведений, в которых фигурируют персонажи Священной истории, но их духовный подвиг и учение Христа не являются главной сюжетной линией повествования). Это было более чем актуально в русских землях, где апокрифы несколько веков имели хождение наряду с каноническими текстами. «Хождение Богородицы по мукам», «Книга Еноха» и некоторые другие апокрифы издавна входили в круг чтения русских книжников.
Так называемая «Геннадиевская Библия» 1499 года, представлявшая собой первый в России единый кодекс всех канонических библейских книг, была составлена как из известных на Руси текстов Священного Писания, так и из тех, что на древнерусский язык не переводились. Последние были переведены не с греческих оригиналов, а с латинской библии, Вульгаты.
Эти, казалось, сугубо церковные задачи были значимы и для укрепления Русского государства — главного дела Ивана III. Великий князь осознавал, что без упорядочения различных сфер жизни русского общества объединить все русские земли в сильное государство невозможно. К тому же разномыслие в делах веры справедливо виделось Ивану III источником децентрализации и возможной крамолы. Сам великий князь учредил в 1497 году новый свод законов — Судебник, а сделать шаг на пути к унификации церковной жизни было суждено новгородскому владыке.
Переводческая деятельность новгородских книжников способствовала не только упрочению истинной веры в русских землях, но и знакомству с книжной культурой Запада. Таким образом, «латинская премудрость» парадоксальным образом стала одной из основ, на которой возрастала духовная культура Русского государства. Конечно, этот большой и сложный процесс не был осуществлен только греками. В русских землях и без них было немало творчески мыслящих людей, способных применить свои знания как в богословии, так и в идеологии и политике. Однако русским книжникам подчас не хватало кругозора.