Эти люди не дожили до осуществления своих идеалов. Но они поставили перед мыслящей молодежью вопрос «что делать?» и попытались ответить на него. Они сеяли «разумное, доброе, вечное». И хотя их слова еще не дошли до самой деревенской, мужицкой России, их посевы давали всходы. В семинариях и гимназиях глухих захолустных городишек и в аудиториях больших университетов, среди юных курсисток и в провинциальных земствах, в маленьких и тесных комнатах, где дружной семьей жили молодежные коммуны — всюду распространялся дух брожения и бунта. «Бунтовало» и искусство: организуют выставки художники-передвижники во главе с Иваном Крамским, в музыке оформилась «Могучая кучка». «Бунтовала» наука — недаром в большом подозрении у властей находились и уже известный физиолог Сеченов, и молодые профессора Тимирязев, Менделеев…
1870–1871 годы… Многих из старых борцов уже нет. Вдали от родины умирает неугомонный и неукрощенный «Искандер» — Александр Иванович Герцен. На «краю света» — за тысячеверстной тайгой и тундрой томится на каторге Чернышевский. Погиб Писарев, на каторге М. Михайлов, Шелгунов, Серно-Соловьевич, казнен Каракозов… Но созрели и рвутся в бой их ученики и последователи.
В разговорах и спорах очень часто слышно слово «народ» — народ, лишенный земли, фактически не получивший и воли, народ, которого передовая молодежь почти не знает, но которому мечтает беззаветно служить. Помнят заветы «Современника» и «Русского слова», Белинского и Некрасова. Жадно проглатывают статьи одного из новых властителей дум — Лаврова. В них удивительная, потрясающая многих мысль о неоплатном долге интеллигенции перед народом: тот, кто получил образование, получил его за счет народа, который сам пребывает в темноте и нужде, тот, кто овладел специальностью врача или юриста, учителя или агронома, обязан вернуть свой долг крестьянам. Эти мысли заставляли биться многие сердца, звали к действию. Чувство общественного долга у многих молодых революционеров, незнакомых с противоречиями русской деревни, зачастую переходило в идеализацию народа, веру в «мужицкую правду» как в высшую истину.
Известный народник Дебагорий-Мокриевич в своих воспоминаниях удачно описал это восторженное отношение молодежи к крестьянину:
«Вероятно, многим, — писал он, — случалось переживать такое состояние: вот вы давно знакомы с женщиной, не раз встречались с нею, проводили время в ее обществе. И вам она казалась обыкновенным человеком. И вдруг случилось так, что ваше внимание почему-то привлеклось: и та самая улыбка, которая раньше казалась обыкновенной и которую вы сотню раз видели на ее лице, теперь вдруг стала вам представляться прекрасной; глаза ее получили такое выражение, какого вы никогда раньше не замечали, ее голос, жесты, походка, словом, все в ней изменилось и изменилось неизмеримо к лучшему, стало для вас привлекательным. Подобные этому чувства начал я испытывать к мужикам; я знал их с самого детства, но теперь они мне стали представляться не такими, какими я их знал, а какими-то другими, значительно лучшими…»
В этих условиях понятно появление в 60-х годах самого названия «народничество», применительно к революционерам-разночинцам. «Господствующим направлением, соответствующим точке зрения разночинца стало народничество»[2].
Что же понимали эти новые борцы под словом народ? Народ — это крестьянство и прежде всего крестьянство. Правда, на Западе уже 6 лет существует всемирный союз рабочих — I Интернационал. Весной 1871 года весь мир потрясла весть о великой схватке пролетариев и буржуазии во Франции и о первой в мире рабочей власти — Парижской коммуне. Первые стачки вспыхивали уже на фабриках России, где тысячи вчерашних крестьян, выброшенных нуждой из деревни, шли к машине, к станку.
Но перед глазами семидесятников были труды учителей, прежде всего Герцена и Чернышевского. В них выражена надежда, а часто и уверенность, что Россия проскочит мимо капитализма, что, может быть, история уподобится «бабушке, любящей больше всего своих младших внучат», и Россия перейдет прямо к социализму. Крестьянин — природный социалист, утверждали народники. Благодаря сохранившейся в деревне общине, крестьяне многое делают сообща — общий луг, общие переделы полей, общие сходы… Уберите самодержавие и помещиков, и ничто не помешает установлению социализма. В этом оригинальном, но ошибочном взгляде, в этом утопическом, несбыточном социализме, в котором по существу не было социализма, главным было все же то, что народники считали нужным бороться за полное освобождение России от царя и помещиков. Ошибаясь, они оставались революционерами. Неправильно понимая, что такое социализм, не зная еще народа, они правильно ставили вопрос о необходимости решительных революционных преобразований.