После краха предприятий с домами Ковалевским захотелось покинуть Петербург, и они стали думать о переезде в Москву. В Московском университете кафедрой палеонтологии заведовал 80-летний профессор Г. Е. Щуровский,
89
и была надежда, что он сделает Владимира Онуфриевича своим заместителем. Но пока еще места не было.
В это время Ковалевский получил предложение вступить в «Общество русских фабрик минеральных масел Рагозина и К0». Глава компании В. И. Рагозин провел Ковалевского в директора общества. По этому поводу Владимир Онуфриевич написал жене: «предмет моих занятий крайне неопределенный и потому опасный» [71, с. 269]. В деле было трудно сразу разобраться, но ему показалось странным, что имелось большое число векселей, чего не должно бы быть при выгодности дела. Но все же он решил, что «принимая самое худшее толкование, оно [дело] все- таки хорошо» (Там же).
Рагозин предложил Ковалевскому взять паи общества в кредит. В общей сложности Владимир Онуфриевич взял шестьдесят паев, из которых половину заложил по тысяче рублей за каждый. Купили паи и Александр Онуфриевич, и Юлия Лермонтова.
Тем: временем и Софья Васильевна не оставалась без дела. Они с Юлией Всевшводовной занялись, вместе с изобретателем электрической давечи » .II. Н. Яблочковым, изобретениями для применения" электричества к освещению улиц: В Москве зажили опять хорошо: сняли большую квартиру, обставили ее тяжелой мебелью,
Владимира Онуфриевича в его новой должности больше всего привлекало то, что по делам службы ему нужно было ездить за границу, где он надеялся встретиться со своими научными друзьями,— может быть, это помогло бы ему вернуться к науке. Первый раз он выехал за грайицу в октябре 1880 г.
В это время стало совершенно вероятным его приглашение в Московский университет, и он должен был вернуться в январе 1881 г. для чтения лекций. В начале декабря 1880 г. на физико-математическом факультете университета Ковалевский был единогласно избран штатным доцентом по кафедре геологии и палентологии. Совет университета утвердил избрание, а 3 января 1881 г. попечитель округа санкционировал выборы.
Переписка Вейерштрасса и Ковалевской в 1875 г.
Вейерштрасс не знал, каково истинное положение вещей. Он думал, что Соня богата и если не занимается наукой, то лишь потому, что увлечена светской жизнью. Своими пись¬
90
мами он пытался поддерживать у Софьи Васильевны интерес к математике. В первом письме, от 21 сентября 1874 г., написанном по возвращении из трехнедельного путешествия с сестрами по Рейну, он просит Соню заботиться главным образом о том, чтобы отдохнуть: «То, что ты пропустишь в занятиях, ты сможешь очень легко догнать со све- жими силами. Я знаю по собственному опыту, как мучительно для человека иметь в голове много проблем, но из-за недостатка физических сил не быть в состоянии с ними справиться» [125, с. 187].
Прежде всего Вейерштрасс сообщает своей ученице, что ее диссертация (работа о дифференциальных уравнениях) уже напечатана и печать очень хороша; 35 экземпляров он хочет удержать у себя, чтобы их распределить, 65 уже упакованы для отсылки в Петербург, 250 экземпляров, предназначенных для Геттингена, уже переданы математику Лртце. (В то время авторы печатали диссертации за свой счет, и Вейерштрасс в одном из писем дает Соне отчет в израсходовании оставленных ею для этой цели денег.)
Дальше Вейерштрасс описывает свое путешествие, во время которого он посётил Гейдельберг, Баден, Кёльн и Страсбург. На него нахлынули воспоминания молодости, он вспомнил дорожку, по которой ходил много лет назад с другом, убедившим его стать математиком. «Я остался верен своей цели,— добавляет Вейерштрасс,— и доволен достигнутым результатом, несмотря на то, что не все цветы дали зрелые плоды» [125, с. 188].
Из следующего письма Вейерштрасса, от 16 декабря 1874 г., видно, что Соня долго ему не писала, а когда написала, то просила основательно побранить ее за то, что она не занимается математикой. Вейерштрасс ей отвечает: «...я с самого начала учитывал, что в первые моменты пребывания в Петербурге, после того как Ты долго лишена была возможности вращаться в обществе, Ты не возьмешься за постоянную и серьезную работу.
И я даже не очень недоволен этим, если Ты пишешь, что так и обстоит на самом деле,— отчасти из убеждения, что некоторое развлечение не повредит Тебе после предыдущей долгой работы, отчасти из-за твердой уверенности в том, что Твой серьезный ум, Твое влечение к идеальным стремлениям не дадут Тебе слишком долго воздерживаться от научной работы.