Клинки опустились с ощутимой неохотой, и Адрианна могла лишь поражаться, куда втянул ее Пьер.
Глава шестая
НЫНЕ
В грохочущей содрогающейся карете на дорогах вне Давиллона в сотый раз пожаловался старый и внятный голос:
— Скажите, Морис, во что вы меня втянули.
Морис — брат Морис, если точнее — широко улыбнулся. Он отклонился на мягкое сидение, светлая голова с постригом покачивалась от тряски кареты. Он сунул руки в коричневые рукава своего одеяния.
— Ни во что, ваше преосвященство. Нет ничего особенно важного в вашем визите в Давиллон. Это все сложный план церкви, чтобы заставить вас неделями отбивать зад в пути, а все чтобы впечатлить тех, кто выше и ниже вас.
— Ах, — сказал старший пассажир. — Это следовало ожидать. Но почему вы ослушались заговора церкви и сообщили мне?
— Я ведь тоже страдаю, ваше преосвященство.
— Ох эта молодежь, — печально пожаловался старший. — Помню, были дни, когда страдания за кого-то считались благородными.
— Я уже настрадался благородно, ваше преосвященство. Боюсь, если эта карета еще пару дней будет избивать мой зад, я стану благороднее короля, а потом меня нужно будет казнить за измену короне.
— Уверен, церковь тебя защитит, Морис. Ты старался для нее годами.
Юный монах из Ордена святого Бертранда, помогающий только вышестоящим санам церкви, смог лишь рассмеяться. Другой мужчина тихо рассмеялся в ответ и продолжил смотреть на пейзаж за окном. Он мало видел в окно кареты, которая, как жаловался Морис, избивала пассажиров. Вот вам и роскошное путешествие!
Уильям де Лорен, архиепископ Чеварье, старел, хоть и пытался отпугнуть годы. Его волосы поседели и истончились, лицо портили морщины, но его хватка была сильной, а взгляд и разум — острыми. Его черная мантия окутывала его впечатляющей аурой, а серебряное Вечное око, символ Высшей церкви, представляющий всех 147 богов священного договора, висело на его шее. Его пастуший посох был прислонен рядом с ним.
Он скривился, когда ограниченный вид наружу перекрыл один из коммивояжеров и задумался о месте, куда они ехали. Официальной целью его визита был тур по Давиллону, проверка, нет ли проблем перед назначением нового епископа, и определение, кто из разных кандидатов подходил лучше всего. Это уже будет скучно; Уильям ожидал грядущие месяцы общения с аристократией города если не со страхом, то с его кузеном. Архиепископ был добрым стариком, но терпеть не мог дураков и знать Галиции.
И хотя дело казалось важным, это был лишь повод, занавес, за которым церковь скрывала истинную цель его визита.
Боги соглашения улыбались своим, и верующие процветали от божественного влияния. О, это было не то, что обычный человек назвал бы магией, как в мифах или сказках. Но они удачно попадали в нужные для них события. Удача улыбалась им и хмурилась на тех, кто был против них. И порой, когда луна, звезды и ветры были правильными, они получали предупреждения: сны или знамения, не ясные, но тревожные.
И Уильям де Лорен что-то… ощущал. Что-то трепыхалось во тьме, пока мир спокойно спал в неведении. Что-то в Давиллоне.
Уильям де Лорен невольно сжал кулаки, глядя в окно на мелькающий пейзаж и молясь.
— Говорю тебе, она пошла сюда! — голос Рябого был гнусавым, почти таким же гадким, как его лицо. Его нос недавно был сломан, явно заживет криво, и это тоже на него влияло.
— Конечно, — мужчина со шрамом и торчащей бородой лениво (но очень осторожно) почесал укус жука на шее краем изогнутого лезвия. — Она прячется за крысами, — он пнул кусок мусора, смотрел, как он отскакивает от стены переулка. От мусора осталось скопление тараканов, и они быстро убежали в тени.
— Черт, она была здесь!
Шрам покачал головой.
— Расскажешь мне потом, что скажет Брок, узнав, что мы ее упустили.
— Я?! Почему я…?
— Потому что ты ее упустил.
— Не упускал! — нахмурился первый. — Она еще может быть здесь. Те двери…
— Мелкие. Разве там кто-то уместится?
— Те окна…
— Заколочены.
— А… — Рябой указал на пространство за ними. — Те ступени?
— Те развалины? — они посмотрели наверх. — Они заскрипели бы, если бы она пошла туда…
И тут они что-то услышали. Несколько слабых криков, дерево и скобы разделились, с оглушительным грохотом вся лестница отвалилась от стен. Доски и гвозди посыпались с высоты, и два приспешника Брока успели только испугаться боли, а потом оказались сбитыми, в синяках и ссадинах.
Виддершинс выглянула с края здания, смаргивая с глаз пыль, подпирая кулаком подбородок. В другой она сжимала рапиру, что с помощью Ольгуна послужила неплохо как лом и ослабила крепежи старинной лестницы.
— Поймала! — выдохнула она.
И тут ее улыбка увяла.
— Нет, я бы не смогла разрушить лестницу без тебя. Так что мы их поймали, но…
Еще пауза.
— Да, знаю, я не могла и неслышно забраться на них без твоей помощи! Что ты…? Что? Нет, не ты, а мы. Это я… о-о-ой! — Виддершинс вскинула руки в воздух и чудом не уронила рапиру с края здания. Она поспешила отойти от края. — Ах ты свинья! То, что я не справилась бы одна, не значит, что все почести — тебе! Что? Плевать! Ты бог, сам и ищи смысл!
Она невероятно быстро спустилась по другой стороне здания (хоть там не было ничего, похожего на лестницу) на улицу, бормоча по пути. И хотя ее рот продолжал спорить, разум уже занялся другими делами. Проблемами типа «Если бы я не заметила их, мне было бы гораздо хуже».
Близилось время принятия неприятных решений.
Дни скользили мимо, будто смазанные жиром, сливаясь, пока архиепископ ехал к городу. Улицы, переулки и дворы — на некоторых был такой слой мусора, что в нынешнем поколении никто не видел там брусчатку — чистились до блеска, пытаясь обмануть приезжающего де Лорена. Бездомных, что обычно бродили там, попросили уйти. Многих арестовали без особой причины, чтобы подержать под замком — подальше от глаз — пока врата города не закроются за уезжающим Уильямом де Лореном и его свитой, спустя много недель. Знамена с гербами Домов, символы гильдий, разные священные знаки свисали со стен и окон, даже в брешах между зданиями. Сушились на улицах яркие вещи, груды мусора ждали, пока их увезут, и Давиллон теперь напоминал игровую площадку крупного и избалованного ребенка.
Виддершинс кралась посреди всего этого, думая о дне прибытия его преосвященства, но по другим причинам. Она занималась мелкими делами, ничего такого, что привлекло бы внимание. Стража города была настороже; Лизетта искала любого повода поймать ее и четвертовать. (Рябой и Шрам, как она их называла с того дня в таверне, были пока последними из ищеек, от которых ей пришлось уходить, хотя ей не приходилось обрушивать части здания на остальных). Только так или большими денежными взносами можно было отвязаться от гильдии.
А друзья…
Хоть ее распорядок был относительно простым, Виддершинс не находила времени уже неделю после стычки с Броком, чтобы навестить Женевьеву, проверить, что она в порядке.
Хотя это было не так. Она и не искала время. Часть ее боялась возвращаться, и она долго не могла себя уговорить после столкновения с ребятами Брока.
Людей было много, как всегда, звук был таким густым, что можно было наполнять им миски и подавать как суп, но Виддершинс изящно скользила во временные трещины в стене из людей. Она шла по яркому рынку с флагами, который постепенно начинал напоминать следы несварения радуги, а потом снова оказалась на ступенях таверны «Дерзкая ведьма».
Она пришла в полдень, таверна еще не была открыта для посетителей. С другой стороны она знала, что Женевьева обычно приходит рано, чтобы убедиться, что место в состоянии принять пьяных и тех, кто хочет напиться.