Он стоял и слушал, сцепив руки за спиной, чтобы Александр не видел его кулаки.
Свеча сильно дымила, плавал фитилек в пруде воска, когда девушка закончила рассказ. Она почти ничего не утаила — кроме службы Александра Ольгуну, ведь это была не ее тайна. Ее горло болело, и она была удивлена, хоть и слабо, обнаружив, что ее щеки снова мокрые.
Уильям де Лорен отклонился в кресле. Он прижимал ладони к коленям, чтобы не нарушить границы приемлемого, ведь он хотел утешить бедняжку, что так много страдала, столько трудностей и ужасов пережила.
— Ты благословлена, — сказал он хриплым от эмоций голосом.
Она невольно рассмеялась с горечью.
— Тогда вы везучий, Уильям, — она произнесла имя с нажимом, словно напоминала, что он разрешил так называть его.
— Ты меня не поняла, Адрианна. Да. Адрианна, ведь ты не перестала ею быть хоть и взяла имя Виддершинс, — он стукнул кулаком по столу. — Этот стол мулом не станет, даже если я его так назову. Но я говорю, что у тебя есть сила, что помогла тебе пережить это. Это благословение. И меня поражает, что Ольгун — я не пытаюсь оскорбить твоего бога — до сих пор не убил тебя.
— Что? — Виддершинс дважды моргнула, ее возмущение подпитывало, но и не совпадало с недовольством ее божества. Воздух вокруг нее покалывал.
— Ольгун спас меня больше раз, чем я могу сосчитать! Он вытащил меня из ужасных мест, и это он пытается воззвать к моему разуму! Как вы можете так говорить?!
— Ты снова не так поняла, — архиепископ склонился к ней, уперся локтями в стол. — Адрианна, Ольгун не рассказывал тебе всю важность того, что ты сделала для него два года назад, да?
Ее желудок сжался, на миг ей жутко захотелось бежать.
— О чем вы?
— Ты спасла жизнь Ольгуну.
В этот раз смех умер, не достигнув ее горла. Это звучало глупо — спасти жизнь божества! — но ощущалось это правильно.
— Адрианна, у Высшей церкви есть много теорий. Сидеть и обсуждать непознаваемое такие старики, как я, любят, это стало частью наших обязанностей. И мы часто обсуждаем природу самих богов. Почему, как думаешь, боги хотят нашего поклонения? — спросил он у нее. — Что бы они делали без нас?
— Ольгун? — робко спросила Виддершинс. Ответом была лишь смущенная тишина.
— Многие боги дошли до нас из племен и общин, что были еще до основания Галиции. Божество может быть покровителем целого города, но в другом месте быть в одной гильдии. Они старее современного общества, но редкие из них — из тех, кого мы признаем — требуют того, что сейчас посчитали бы аморальным. Некоторые в церкви верят, что наша вера меняет богов — не так сильно, как они влияют на нас, конечно, у него есть черты, в которые верят его послушники. Он испытывает те эмоции, которые, как мы думаем, должен. И без нашей веры, без почтения смертных он перестанет существовать. Он… умрет.
— Нет.
— Ты — последняя живая послушница Ольгуна, Адрианна. Если ты погибнешь, он пропадет.
— Но не только я в него верю! — возразила Виддершинс, чуть не вскочив со стула, но запутавшись в платье. — Вы теперь в него верите!
— Верю, но не поклоняюсь ему. Им от нас нужно это. Поклонение, а не просто признание.
Виддершинс хотела кричать, биться, рыдать, отрицать, но не могла понять, почему. Из-за такой огромной ответственности? Она столько раз могла погибнуть из-за своих глупых действий! И она должна быть в ответе и за жизнь «бессмертного»?
— Из-за меня он жив, — сказала она, просияв, увидев ясно свой путь после слов архиепископа. — Тогда он всеми силами будет защищать меня! К чему тогда слова, что он меня мог убить?
Де Лорен улыбнулся.
— Послушай меня, Адрианна. Наше поклонение дает им жизнь, силу и личность. И чем меньше послушников у божества, тем сильнее каждый на него влияет. Ваши отношения, так сказать, моногамны. Только ты и он, и такое в моем опыте впервые. Вы это не осознаете — ты — точно, но за божество я говорить не могу — но вы влияли друг на друга со дня убийств.
Воровка раскачивалась, сжавшись.
«Я не хочу это слышать!».
— Ты рискуешь, Адрианна. Судя по твоему рассказу, всегда. И ты сказала, что в последнее время стало хуже, что ты совершала поступки, даже зная, что они опасные и глупые.
— Из-за Ольгуна, — прошептала она, сжимая кулаки по бокам. — Я сделала его более склонным к риску…
— И он ненамеренно посылал это тебе, — заключил де Лорен. От возмущения на ее лице он добавил. — Не злись на Ольгуна за это. Вряд ли он знал об этом, — он сделал долгую паузу, пожав плечами. — А даже если и знал, ничего поделать не мог. Даже боги не могут сбежать от себя.
— Это правда? — осведомилась Виддершинс, сосредоточившись. Де Лорен ничего не ощущал, но девушка медленно кивнула, принимая беззвучный ответ. — Хорошо, — сказала она через миг. — Это объясняет многое случившееся со мной, как и моя попытка ограбить вас — явно глупая. Но это не дает понять, что происходит, и кто хочет убить вас.
— Ты уверенна, что это не твоя гильдия воров? — де Лорен потирал подбородок.
— Я была там, Уильям. Я не видела в их церкви следов ритуала, и они ничего не поняли, когда я обвинила их в нападении той штуки.
— Это воры, Адрианна. Уверен, врать они умеют.
— Я — воровка, Уильям, — парировала она. — Я в состоянии понять, когда вор врет.
— Ясно.
— И зачем им хотеть убить вас? Это привлечет внимание, которое гильдия старается избегать.
— Возможно, — старик чуть склонился вперед, словно хотел запомнить узор дерева на поверхности стола. Его пальцы лениво обводили их.
Виддершинс терпела почти минуту.
— Вы, — выпалила она, — пытаетесь собраться с силами и что-то мне сказать.
Де Лорен улыбнулся.
— Я тебе уже доверяю, особенно после твоего рассказа. Но это дело церкви, и обсуждать его сложно, — он снова притих. — Я в Давиллоне не для определения нового епископа и времени его назначения. О, я это сделаю, ведь уже пора. Но это лишь повод.
— Тогда зачем…?
— Не только поклонением, — сказал ей де Лорен, меняя тему, — бог получает силу, хотя этот способ надежный и долгий. Потому люди предлагают подношения или жертвуют зверей, и потому некоторые культы все еще практикуют человеческое жертвоприношение, хоть Священное соглашение запрещает это. Предмет или жизнь, посвященные богу, дают тому богу силу.
— Уверена, это очень интересно, но…
— Недавно чистая вера Высшей церкви кое-что ощутила, Адрианна. Мы получали сны, видения, знаки. Хоть звучит ужасно мелодраматично, в Давиллоне растет темная сила, и дело точно не в обращении в веру. И я уверен, что из-за этой силой появился нечеловеческий слуга, что напал на тебя, что уничтожил культ Ольгуна два года назад. Нужно узнать, что это, и как с этим справиться, — он нахмурился. — Но за этой тьмой нечто почти знакомое…
Он стиснул зубы, его гостья вскочила, склонила голову, словно слушала голос, который он не слышал — видимо, так и было. Она вдруг оказалась у окна, прижала спину к стене. Быстро вдохнув, воровка приготовилась выглянуть, но ей требовалась помощь.
— Ольгун, — прошептала она. — Там темно.
Это была не просто просьба о помощи. Так она говорила, что уже простила его за все, намеренно он делал это или нет. Все стало прежним.
И Ольгун ответил потоком облегчения и приливом силы, который она ощутила, пока воздух покалывал.
Виддершинс присела у окна. Было видно только ее макушку, она быстро осмотрелась. Ее зрение было как у кошки стараниями Ольгуна, она видела и мощеную дорогу, и деревья и кусты.
Вот!
Видно было, словно светило солнце на ночном небе, и там шла колонна стражи во главе с Джулиеном Бониардом. Они шли бодрым шагом, сжимали рукояти, и Виддершинс не сомневалась, почему они шли сюда.
Александр все-таки предал ее? Он позволил ей остаться, что задержать, пока кричал страже? Паника пыталась сдавить ее горло, она сглотнула, подавляя ее.