Но ему и не нужно было смотреть сейчас. Он видел его два года назад…
— Знаешь, почему ты жив, Жан Люк? — осведомился Апостол. — Знаешь, почему ты не стал частью моего питомца, как твои товарищи?
— Я… я…
— Возьми себя в руки! Это ты рассказал мне об Адрианне. Это тебя спасло. И мне нужны твои связи с преступниками города, чтобы отследить ее и направить моего питомца к ее порогу.
— О, боги, нет! Прошу, вы не можете…
— Могу. Мои люди сопроводят тебя. Вас обоих. Справишься, и поражения будут забыты. Подведешь меня снова, Жан Люк… — заканчивать угрозу не было смысла.
Жан Люк смотрел, как демоническое создание рушится, плоть сминается, как старая бумага, а потом разглаживается в облике человека. Вблизи было ясно, что это не смертный, но на улице ночью оно не привлечет внимания.
А потом с нечеловеческой улыбкой оно поклонилось и указало на дверь, пропуская рыдающего убийцу вперед.
— Майор, не мне вам указывать, как работать, но разве вы не делаете лишнего?
Джулиен Бониард раздраженно посмотрел на священника в черной рясе — он спокойно сидел перед ним, сцепив пальцы на письменном столе — попытался сморгнуть первые признаки головной боли. Комната была чистой, аккуратной; это удивляло, ведь люди Бониарда вчера перерыли ее, пытаясь найти следы нарушителя. Юный монах за де Лореном нервно расхаживал, заламывая руки и бормоча под нос. Они втроем, а еще шестеро стражей за дверью, четверо под окном и два десятка в доме, ждали, когда процессия отправится в следующий временный дом архиепископа.
Страж покачал головой.
— Лишнего? Я так не думаю, Ваше преосвященство. На вашу жизнь уже покушались, и маркизу Дюкару теперь будет плохо. Нам повторение не нужно.
Де Лорен нахмурился.
— Это ради меня или следующего аристократа, что может пострадать?
— Честно скажу, ваше преосвященство, все сразу. Вот ваш помощник знает, что дело тревожное. А почему вы не переживаете?
Архиепископ вытянул шею.
— Брат Морис, — мягко упрекнул он, — вы протрете дыру в ковре доброго хозяина.
— Хорошо. Может, так вы сможете сбежать при следующем нападении.
Архиепископ широко улыбнулся.
— Вот видите? — спросил он у Бониарда. — Морис переживает за обоих. Для меня переживания излишни, а я не люблю тратить силы зря. Итак, — быстро продолжил он, пока красное лицо майора не привело к чему-то неприятному, — расскажите о юной леди, из-за которой вы переживали.
Если де Лорен хотел успокоить стража, то он плохо выбрал тему. Джулиен оскалился и заметно разозлился.
— Нечего рассказывать, ваше преосвященство. Я найду ее и задушу голыми руками, — он отмахнулся, словно прогонял насекомое. — А остальное не так и важно.
— Но мы восприняли это лично, — отметил архиепископ. — Что у вас против бедной девочки, которую вы хотите убить из-за меня?
Джулиен нахмурился сильнее, мышцы напряглись так, что лицо могло перевернуться. Он преувеличил, конечно. Он не собирался убивать Виддершинс, но тихий упрек архиепископа все равно был как пощечина.
— Ваше преосвященство, у меня сгоревшее здание, мертвый страж, еще один не может работать неделю, пока у него заживает голова, а я чуть не встретился с богами!
— И вы думаете — она в ответе?
— По крайней мере, она меня обхитрила, — признал страж после пары глубоких вдохов. — Я все еще не знаю, как она это сделала, но она обыграла меня и при этом сбежала из тюрьмы с семнадцатилетним рекордом тошноты.
— Тошноты? — с опаской спросил де Лорен.
— Побег, — объяснил он, чуть покраснев. — Когда кто-то сбегает, мы, кхм, говорим, что тюрьму им стошнило. Что его выбросило.
— Ясно. Как гадко.
— Да. Ах, я имел в виду, что из этой тюрьмы никто не сбегал уже семнадцать лет, ваше преосвященство. Но она сделала это, использовав меня. Этого уже хватило бы, чтобы меня разозлить, но ведь это не все!
— Я бы не догадался, — прошептал Морис, проходя мимо плеча архиепископа.
— Тише, — де Лорен прикрыл улыбку рукой. — Продолжайте, — сказал он громче.
Страж не прокомментировал их шептания.
— Я думал, из-за ее покушения ваше настроение будет хуже, чем у меня, ваше преосвященство. Даже с доктриной о прощении вы совсем не переживаете из-за этого.
— Доктрина о прощении. О. приятно видеть, что массы радостно принимают учения церкви.
— Я…
— Майор, я уже говорил вам — и не раз, хоть повторяю только на классической проповеди — эта девочка… — он нахмурился. — Каким странным именем вы ее называете?