– Это довольно-таки собственнические формулировки, доктор Лектер.
– Большинство человеческих отношений определяются владением. Мой друг, его пациент, твой любовник. Таким образом мы разграничиваем сферу нашего влияния.
– Если ты ставишь вопрос так, то чем твой пациент отличается от твоего стола?
– Мой стол не оказывает никакого собственного влияния. Это меняющаяся сила притяжения между людьми, которая формирует их и их мир.
Уилл откинулся на спинку сиденья.
– Ладно. Вот что я думаю. Это не вопрос власти. Тебе не нужно размахивать членом подобным образом, и даже если бы ты так поступал, у тебя бы хватило ума не начинать с меня. Ты отклонился от своего пути, чтобы поставить нас на равных.
– Я сделал все от меня зависящее.
Это могло означать, что, по его мнению, ему это не удалось. Так или иначе. Интересно.
– Это не подкуп. У тебя такой доступ к моему разуму, о котором любой другой мог бы только мечтать.
– Не подкуп, нет.
– Если все, чего ты хотел, чтобы кто-то одевался и выглядел красиво, честно говоря, ты мог бы выбрать исходный материал и получше. Так что, я не знаю, где это нас оставляет.
– Как ты чувствовал себя в прошлый раз, когда смотрел в зеркало?
Уилл помнил, как в изумлении глядел на свое отражение, линии пальто и его богатый цвет, и чувствовал себя кем-то другим. Вынужденный признать то, что оно хорошо на нем смотрится. Что он хорошо выглядит.
Он отвернулся, чтобы посмотреть из окна на размытый пейзаж.
– Думаю, что сказал «странно». Я буду придерживаться этого.
– Тебе понравилось?
Уилл потер рукой рот. Он сглотнул дважды, но в горле по-прежнему чувствовалась сухость, когда он произнес: – Да. Да. Мне понравилось.
– Хорошо, – сказал Ганнибал.
Ганнибал замолчал, чтобы перестроиться для выезда на шоссе, а Уилл остался наедине со своим желудком, скрючившимся внутри него. Он испытывал огромное желание впиться зубами в костяшки пальцев, как делал, насколько мог помнить, когда был очень молод и не мог справиться с окружающим миром.
Портным Ганнибала оказалась крупная блондинка лет 55-ти. Она занимала большую часть верхнего этажа, переделанного складского помещения, у нее были постоянно нахмуренные брови и акцент, который Уилл не мог определить. Они с Ганнибалом говорили исключительно по-французски.
– Ее ассистент снимет с тебя мерки, – произнес Ганнибал спустя несколько минут. – Не мог бы ты встать на платформу?
Уилл встал на низкую, покрытую ковром подставку рядом с зеркалом в золоченой раме, подвешенным к потолку. Молодой человек в испачканных краской джинсах измерил длину внутреннего шва, обхват талии, плеч, а на самом деле снял больше мерок, чем Уилл думал, что кто-либо сможет найти им применение, если костюм, о котором шла речь, не должен сидеть как вторая кожа.
– Это действительно необходимо? – спросил он.
– Сюзанна будет хранить твои данные на случай, если тебе что-нибудь понадобится в будущем. Лучше быть тщательным сейчас.
Ассистент измерил его лодыжки. И ступни. Уилл посмотрел вниз, на его макушку, светлые волосы, уложенные гелем в спайки. – Это просто кажется немного чрезмерным.
Ганнибал выглядел довольным.
– Тебе нужно потерпеть только один раз.
– А о чем вы говорили раньше?
– Как много ты понял?
– Почему ты думаешь, что я понял хоть что-нибудь из этого?
– Твоя память и время, которое ты провел в Новом Орлеане. Ты должен немного знать французский.
Уилл пожал плечами.
– Что-то насчет рубашек и галстуков, что меня не очень-то удивило. Я и не думал, что ты позволишь мне выбраться отсюда только с одним костюмом. А прическа? Она же не парикмахер, не так ли?
В уголках глаз Ганнибала собрались складочки, а его губы ежеминутно подрагивали. – Она сказала, что тебе нужно постричься. А также, что ты выглядишь так, словно готов сбежать через ближайшее открытое окно.
Уилл вздохнул и откинул волосы назад с лица.
– Она не ошибается. Ни по одному пункту.
Ганнибал окинул его критическим взглядом.
– Мне больше нравятся волосы подлиннее. Но, возможно, мы можем сделать кое-что с укладкой.
– Я не имел это в виду… Это было не предложение.
– Не сейчас. В следующий раз. Джексон, ты там закончил?
Испачканный краской ассистент вскочил и почти отсалютовал.
– Да, доктор Лектер?
– Принеси варианты узоров синего на белом для сравнения. Думаю, я сам займусь подбором цвета на этот раз.
– Ничего розового, – подал голос Уилл.
– Вы могли бы действительно справиться с ним, – сказал Джексон. – У вас прекрасная кожа.
– Ничего розового. Или лавандового. Ничего из того, что бы вы нашли в пасхальной корзине.
– Как я уже сказал, я сам займусь выбором цвета. – Ганнибал отправил Джексона подальше и подвел Уилла к низкому, бархатному дивану, положив руку на его локоть. – А ведь он прав в том смысле, что розовый тебе пойдет, но эти решения не должны приниматься только на основе эстетики. Личность должна приниматься во внимание.
– У меня не блеклая личность.
– Нет, определенно нет. Что-то немного темнее, я думаю.
– Ты воспринимаешь такие вещи довольно серьезно.
– До некоторой степени. Мне это нравится. Все мы играем роли. Сознательное принятие костюма и зрелища делает нас более осведомленными о таких ролях, и, таким образом, об их поверхностности.
– Налет цивилизации.
– Большинство из нас проживают свои жизни в одном неверном шаге от дикости.
– Все мы, – произнес Уилл.
Ганнибал согласился с утверждением кивком головы, и Джексон вновь появился с ворохом рубашек. Он положил их на журнальный столик.
Рубашки лежали друг на друге веером, одеяло темно-синих узоров на белом. Крошечные водовороты пейсли, полоска, более широкая полоска, горошек, небольшие синие цветы. Уилл, нахмурившись, посмотрел на них и не смог представить себя ни в одной.
– Могу я принести вам что-нибудь, джентельмены? – спросил Джексон. – Бутилированная вода? Мимоза?
– Нет, спасибо, – ответил Уилл.
– Чай «The Haka Estate silver needle» для меня, пожалуйста, – сказал Ганнибал. – И я думаю, виски для моего друга.
Уилл не стал спорить. Он уже начал чувствовать острую потребность выпить чего-нибудь покрепче. Он откинулся на диван, подальше от рубашек, и повернулся к Ганнибалу. – Не мог бы ты выбрать?
– Возможно, тебе не понравится мой выбор.
– Никакого пейсли.
– Что насчет цветочного принта?
– Это не ужасно? Я, наверное, носил вещи и похуже.
– Не явное одобрение. Ну, давай посмотрим. – Он склонился над столом для изучения узоров и затем встал. Вторая стойка с рубашками стояла, прислоненная к стене, и он снимал их с нее, одну за другой.
Уилл подумал о том, чтобы проверить свою электронную почту. Вместо этого он смотрел на руки Ганнибала. Он хорошо их знал, часто наблюдал за ними, когда Ганнибал разговаривал. Они несли в себе то же спокойное, неизменное достоинство, что и остальное его тело. Руки хирурга. Иногда Уилл воображал их скользкими от крови, оставляющими разводы на всем, к чему они прикасались. Кровавые отпечатки пальцев на клавишах из слоновой кости.
– Ты играешь на клавесине, что стоит в твоем кабинете? – спросил он.
Ганнибал посмотрел на него через плечо. Похоже, удивлённо, судя по отсутствию какого-либо выражения на его лице.
– Временами. В нем нужно поменять струны.
– Но ты умеешь.
– Да, умею.
– Не мог бы ты поиграть для меня как-нибудь?
Ганнибал слегка улыбнулся ему.
– Конечно, Уилл. В любое время, когда захочешь.
Джексон появился с подносом, на котором находился виски для Уилла, маленький железный чайник и белая чашка из тонкого фарфора.
– Посмотрите что-нибудь, что вы любите? – спросил он.
Уилл напомнил себе, что Джексон ни в чём не виноват, и удержал порыв сказать «дверь». Вместо этого он пил свой виски, который оказался отличным. Он даже сложил губы в улыбку после первого глотка.