Он не сомневался в том, что за ним следят, что кто-то крадется за ним по пятам, по каким бы закоулкам и канавам Парижа он сам ни ходил. Несколькими часами раньше, оказавшись на большой площади перед собором Нотр-Дам, наблюдая, как фигляр глотает огонь, пока его сыновья жонглировали разноцветными погремушками, — Пер вдруг опять ощутил приступ жути, как и несколько дней до того. Кто-то следит за ним — но, хотя Пер нарочно чаще сворачивал в переулки, ему ни разу не удалось приметить вездесущего злодейского взгляда преследователя. В этот вечер, возвращаясь к себе в комнатушку, нанятую в доме торговца тканями, Пер чувствовал особенно сильную тревогу: ему чудилось то плавное скольжение кожаных подошв по мокрым булыжникам, то мелькание теней в дверных проемах, то еле слышное цоканье вышколенного боевого коня… Но, едва он оборачивался, все пропадало.
Пер доел похлебку и снова медленно обвел взглядом грязную таверну, где ему пришлось искать убежища в тщетной надежде, что его преследователи наконец обнаружат себя. Только старик-попрошайка с отрезанными по колено ногами вполз сюда, стуча по полу таверны деревянными дощечками, примотанными к рукам, и обрубками ног. Пер видел, как нищий лакает из миски, будто собака, а когда он сам поднялся, закутался в плащ и выскользнул в ледяную уличную тьму, калека уже уполз. Пер повернулся и зашагал по узкому переулку, где с обеих сторон высоко поднимались постройки из досок и прутьев, громоздясь, ярус за ярусом, все выше, так что крыши домов смыкались над ним, будто толпа заговорщиков, загораживая морозное небо.
Пер взглянул наверх — все окна и двери были плотно закрыты, не слышно было ни звука, кроме завывания ветра, который гнал клубы тумана и с каким-то злорадством хлопал незапертыми ставнями. Пер вытащил кинжал и зашагал по середине улицы, обходя грязь и отбросы, наваленные у каждой двери, и сторонясь от зловонной, смрадной сточной канавы, проложенной посреди мостовой. Он увидел, как в одном из дверных проемов шевельнулась тень, оттуда высунулась белая, тощая, как у скелета, рука, и раздался жалобный голос попрошайки:
— О, месье, ayez pitie, ayez pitie![1] — Пер выхватил свой длинный безжалостный кинжал, попрошайка скрылся и больше не подавал голоса.
Пер осторожно зашагал дальше. В том, что только что произошло, было что-то подозрительное, но он никак не мог понять, что же именно. Он слишком устал, его слишком измучили страхи. Он не хотел, чтобы его схватили как шпиона, приволокли на телеге к виселице в Монфоконе, где палачи в красных капюшонах привязали бы его нагишом к колесу, и покуда оно крутится, старательно переламывали бы ему руки и ноги своими страшными, зазубренными стальными прутьями. Пер содрогнулся и, выставив вперед кинжал, вышел из переулка. Теперь у него на душе стало легче. Он оказался на перекрестке, где каждый вечер по приказу городских властей зажигали огонь в больших жаровнях, а перед статуей святого покровителя этого квартала, стоявшей в нише, горела огромная сальная свеча. Такое изобилие света и тепла, разгонявшего ледяную мглу, успокоило Пера.
Он повернул влево — и тут услышал стук дерева о камень, но из тумана выполз только нищий калека, виденный им в таверне. Скуля, он начал подбираться по булыжникам к ногам Пера. Шпион решил не обращать на него внимания и зашагал по площади, но стук позади него делался все быстрее, и вдруг Пер понял, что именно показалось ему подозрительным: безногий старик покинул харчевню почти одновременно с ним, однако уже успел очутиться у дальнего конца переулка. Пер обернулся — но было слишком поздно: старик набросился на него, вцепился в его ноги, и Пер, споткнувшись об попрошайку, запутавшись руками в складках плаща, упал, больно ударившись головой об острые булыжники.
«Безногий» высвободился, завел руки за спину, чтобы распустить ремни, которыми были подвязаны его голени, сорвал деревянные дощечки с коленок и встал во весь рост. Одного взгляда на упавшего человека хватило, чтобы понять, что торопиться нет нужды: его жертва еще не очнулась. Нищий тихонько свистнул, и в ответ раздалось цоканье копыт огромного черного боевого коня, который показался из мглы, словно призрак из врат ада. Всадник, закутанный в темную мантию с капюшоном, спешился и подошел к простертому на мостовой человеку, а потом из тьмы вышли еще какие-то люди и грозным кольцом обступили бесчувственное тело.
— Мертв? — спросил наездник бесстрастным голосом.
— Нет, — пробормотал нищий. — Только обеспамятел. Допросить его?