— Ведь Ральф Уотертон, — продолжал Корбетт, — ваш тайный поклонник, не правда ли, миледи?
— Да, — чуть слышно молвила она.
— А вас отец отослал в качестве заложницы во Францию? Чтобы разлучить с Уотертоном?
Красавица молча кивнула.
— Значит, для того, чтобы вас разлучить, — беспощадно продолжал Корбетт, — ваш отец направил Уотертона на королевскую службу. Это была с его стороны и хитрая уловка, и подкуп, не правда ли?
— Да, — прошептала Элеонора, опустив глаза, — мы полюбили друг друга без памяти. А мой отец пришел в бешенство из-за того, что я осмелилась влюбиться в человека такого звания. Вначале он угрожал Ральфу, а потом попробовал подкупить его, порекомендовав на королевскую службу.
— Это подействовало?
Леди Элеонора беспокойно крутила кольца на тонких белых пальцах.
— Нет, — хрипло ответила она. — Мы продолжали видеться. Отец снова стал угрожать Ральфу, а тот в свой черед ответил, что доложит об этих угрозах самому королю.
— Так, значит, — перебил ее Корбетт, — когда вашему отцу пришлось выбирать, кого отдать в заложники во Францию, он выбрал вас? А еще, я догадываюсь, — продолжал он, — что о вашей любви, или, если угодно, о вашей связи прознал месье де Краон, и когда Уотертон оказался в Париже, этот месье устроил вам встречу с возлюбленным, не так ли?
— Да. Так оно и было, — ответила леди Элеонора. — Месье де Краон был очень добр.
— А какую плату попросил за это де Краон?
Девушка поглядела на него с тревогой, ее плечи чуть дрогнули, и Корбетт заметил испуг в ее глазах.
— Никакой платы не было! — резко ответила она. — Ральф — верный слуга короля. Месье де Краон ничего у нас не просил.
— Но чем тогда объяснить столь необычайную доброту месье де Краона к вам обоим?
— Не знаю, — ответила леди Элеонора, скрывая волнение под маской напускной надменности. — Если вам так нужно это знать — спросите у него самого.
И, больше не говоря ни слова, юная красавица развернулась и быстро ушла.
Корбетт смотрел девушке вслед. Его вопросы родились из шальной догадки, но она-то и оказалась верной. Еще один цветной камешек в мозаике встал на место. Концы сходились с концами. Медленно, но верно перед ним разворачивалась полная картина. Де Краон использовал и Уотертона, и леди Элеонору, но с какой целью? А если его так заботила судьба юных любовников, тогда отчего он даже не сообщил леди Элеоноре о заключении Уотертона в темницу? Ведь де Краону наверняка было о нем известно. Напрашивалось единственное объяснение: де Краон не хотел вспугнуть леди Элеонору, и теперь Корбетту ясно виделась крывшаяся за этим причина. Корбетт вздохнул и медленно зашагал обратно во дворец. Ему следует остерегаться: если леди Элеонора сообщит де Краону о том, что стало известно Корбетту, то — не важно, посланник он или нет, — его сочтут чересчур опасным человеком, чтобы позволить ему живым вернуться в Англию.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Через три дня Корбетта пригласили на заседание совета Филиппа IV, в большой зал дворца. На то, чтобы превратить этот зал в величественное, поистине королевское помещение, было потрачено много времени и стараний. Через потолочные балки перебросили огромные, шитые золотом ткани, на стены повесили белоснежные бархатные шпалеры, украшенные эмблемами прославленного предка Филиппа — Людовика IX Святого.
На возвышении стоял ряд стульев, и на каждом стуле висела накидка из серебряной парчи, а в середине красовался трон, обтянутый пурпурным бархатом с золотой бахромой. Перед троном же стояли низенькие табуреты — и у Корбетта не оставалось сомнений, для кого они предназначаются. Зал наполнялся сановниками, облаченными во всевозможные полосатые одеяния Филиппова двора — черно-белые, красно-золотые, зелено-черные. Дворцовые стражники — рыцари в посеребренных миланских доспехах — выстроились вдоль стен зала, опустив обнаженные мечи остриями вниз, между закованными в броню ступнями, скрестив руки поверх крестообразных, усеянных драгоценностями рукояток. Герольды, стоявшие в галерее над помостом, подняли трубы — и резкие, словно конское ржание, фанфары заставили смолкнуть гомон в зале. Открылась боковая дверь, и в зал вошли двое кадильщиков, выряженных в белые одежды, с золотыми поясами, медленно покачивая курильницами, от которых поднимался благовонный дым. Они заняли места по обе стороны от возвышения, а затем вошли герольды, все — с огромными знаменами. Корбетт запомнил только одного — того, что нес орифламму — священный стяг королей Капетингов, который обычно хранили в Сен-Дени, за главным престолом королевской часовни.