Перед уходом ему хотелось сказать несколько слов на прощание, но он не смог произнести ни единого звука. Осознав это, он тут же подумал, что на протяжении всей сцены царило такое же нелепое молчание. Едва оказавшись на дороге, стоя спиной к закрытой двери, как прежде, с полным чемоданом в руке, он понял, что все еще впереди. Повернувшись, он постучал перстнем по дверной доске, которая отозвалась гулким звоном, словно пустой ящик.
Недавно подновленная блестящая краска удивительно похоже имитировала древесные сучки и прожилки. По звуку можно было без сомнения определить, что под этим обманчивым слоем сама дверь была сделана не из настоящего дерева. На ней, на уровне его лица, были нарисованы рядом два округлых сучка, похожих на два больших глаза – или, точнее, на пару очков. Они были тщательно выписаны, что непривычно для подобного рода художественной отделки; но при всей своей, в некотором смысле, реалистичной фактуре их очертания являли собой совершенство, которое почти выходило за рамки правдоподобия; короче говоря, это было искусственное лицо, казавшееся таким в силу своей соразмерности, как будто даже его неправильности были подчинены каким-то законам. Тем не менее найти какую-либо особенную деталь, которая с очевидностью доказывала бы, что подобный рисунок в природе невозможен, было непросто. Неправдоподобие общей симметрии всегда можно объяснить каким-нибудь заурядным приемом столярного искусства. Стоит лишь на этом самом месте соскоблить краску, и, возможно, на дереве обнаружатся два настоящих сучка именно такой формы – или, во всяком случае, имеющих весьма похожие очертания.
Древесные волокна образовывали два темных кружка, каждый из которых имел утолщение по нижнему и верхнему краям, а также небольшой торчащий кверху нарост. Скорее они напоминали не пару очков, а два объемно нарисованных, прикрепленных двумя болтами кольца, которые отбрасывают тени на деревянную дверную доску. Расположение колец, несомненно, было неожиданным, а их скромные размеры, казалось, не слишком соответствовали толщине обычно используемых пеньковых канатов: к ним можно было привязывать разве что небольшие бечевочки.
Из-за зеленых водорослей, которые росли у подножия причала, Матиасу приходилось тщательно выбирать, куда ставить ногу, так как он боялся поскользнуться, потерять равновесие и повредить свой ценный груз.
Пройдя несколько шагов, он оказался в безопасности. Взобравшись по склону причала на гребень мола, он пошел дальше по дороге, ведущей прямо к набережной. Однако толпа пассажиров расходилась очень медленно, лавируя между сетей и ловушек, и Матиас не мог идти так быстро, как ему хотелось. Расталкивание соседей ни к чему не приводило ввиду узости и затрудненности прохода. Оставалось плыть по течению. Тем не менее он чувствовал, что его охватывает легкое беспокойство. Ему слишком долго не открывали. На сей раз, подняв руку на уровень лица, он вновь постучал – между двух нарисованных на дереве глаз. Дверь, без сомнения очень толстая, отозвалась приглушенным стуком, который, наверное, был едва слышен внутри. Матиас собрался было постучать еще раз своим широким перстнем, но из прихожей донесся шорох.
Теперь предстояло сделать что-нибудь более реальное. Покупательницы непременно должны с ним поговорить, а для этого надо самому завести с ними беседу. Слишком торопливые действия тоже могли быть серьезной помехой в деле: можно действовать быстро, но при этом оставаться естественным.
Дверь приоткрылась, и из нее недоверчиво выглянула голова матери. Визит неожиданного гостя оторвал ее от работы, и, увидев перед собой незнакомое лицо – на таком маленьком острове она знала решительно всех, – она уже приготовилась захлопнуть двери. Матиас был человеком, который зашел по ошибке, а может, и коммивояжером, что еще хуже.