Хозяин поднимает вверх руки и улыбается в знак того, что ничего не может поделать. Матиас отворачивается к окну. Кажется, будто рыбак в красном костюме, идущий по пристани, пока на него не смотрели, оставался на том же месте; однако шагая так ровно, он, наверное, заметно продвинулся за последние несколько реплик. Его перемещения нетрудно проследить по корзинам и рыболовецким принадлежностям, раскиданным на его пути. Пока Матиас провожает его глазами, человек быстро один за другим оставляет эти ориентиры позади себя.
Матиас улыбается хозяину в ответ, а затем добавляет:
– Впрочем, мне надо еще расплатиться за комнату. Моей квартирной хозяйки сейчас наверняка нет дома.
Снова взглянув сквозь стеклянную дверь, Матиас еще раз испытывает такое же удивление: рыбак находится точно в том месте, где, как ему кажется, он видел его мгновением раньше, когда отвел взгляд, и по-прежнему идет тем же ровным и торопливым шагом среди сетей и ловушек. Как только наблюдатель перестает смотреть на него, он застывает на месте, чтобы вновь начать движение именно в тот момент, когда взгляд снова обращается к нему – как будто никакой остановки не было, потому что увидеть, как он останавливается или снова начинает идти, невозможно.
– Как хотите, – говорит хозяин. – Раз вам так хочется остаться с нами… Сейчас я подам вам завтрак.
– Давайте, сегодня утром я голоден.
– Не удивительно! Вы ничего не поели вчера вечером.
– Я бываю голоден в основном по утрам.
– Во всяком случае, никто не скажет, что вам не понравилось в здешних краях! Вы даже боитесь потерять лишний день здесь.
– Что касается здешних мест, понимаете, я знаю их давно. Я ведь здесь родился, я вам уже говорил.
– У вас было предостаточно времени, чтобы выпить кофе и сходить за вещами. Что касается денег, то вы гораздо больше тратите, оставаясь тут.
– А! Ну и пусть. Я не люблю принимать решения вот так, в последнюю минуту.
– Как хотите. Сейчас я подам вам завтрак… Смотрите, вот как раз и малыш Луи!
Входная дверь открывается, чтобы впустить моряка в выцветшем красном костюме, того, который только что шагал по молу. Впрочем, его лицо знакомо Матиасу.
– Отбой, парень, – говорит ему хозяин. – Твоя посудина не понадобится.
Коммивояжер вежливо улыбается молодому человеку.
– Знаете, я не очень-то и тороплюсь, – говорит он.
– А я думал, что вы, вероятно, хотите поскорей покинуть остров, – говорит хозяин.
Матиас тайком наблюдает за ним. С виду кажется, что у того решительно ничего нет на уме. Молодой моряк, не отпуская дверной ручки, поочередно смотрит на обоих. У него худое и серьезное лицо. Его глаза как будто ничего не видят.
– Нет, – повторяет Матиас, – я не очень тороплюсь.
Никто ему не отвечает. Хозяин стоит, прислонясь к косяку двери за стойкой, повернувшись лицом к моряку в матросской блузе и брюках из красной ткани. Зрачки молодого человека застыли теперь на дальней стене, в углу зала, где находится китайский бильярд. Можно подумать, он ждет, что кто-то должен прийти.
Наконец он выцеживает из себя два-три слова и выходит. Хозяин в свою очередь тоже уходит со сцены – только через другой выход, в дальние комнаты, – но почти сразу же возвращается. Он огибает прилавок и подходит к стеклянной двери, чтобы выглянуть наружу.
– Этот дождик, – говорит он, – будет лить теперь весь день.
Далее он добавляет еще несколько замечаний относительно погоды – климата острова в целом и метеорологических условий за последние недели. В то время как Матиас опасался новых сомнений в отношении тех неубедительных причин, которые он выдвинул в оправдание своего отказа, человек, похоже, напротив, полностью одобряет его поведение: в самом деле, этот день совершенно не подходит для прогулки на рыболовном судне. Не потому, что можно попасть в шторм – в такую тихую погоду, – а потому, что на столь скромной рыбацкой шхуне нет даже подходящего места, чтобы укрыться от дождя; коммивояжер промок бы до костей задолго до прибытия в порт.
Еще хозяин упрекнул такие корабли в том, что на них грязно: хотя их беспрестанно моют, выливая ведра воды, по всем углам вечно остаются какие-то рыбные отбросы, как будто они там растут. И еще невозможно взяться ни за один конец веревки, не перепачкав руки в смазке.
Матиас украдкой бросает взгляд в его сторону. Совершенно очевидно, что у него нет на уме ничего такого – и даже вообще ничего нет на уме, – что он говорит просто так, не придавая своим словам ни малейшего значения. Впрочем, он говорит без всякого убеждения. С равным успехом он мог бы и помолчать.