Ваши замечания в момент, когда Вы увидели куклу, окончательно убедили меня в скором разоблачении. Вы намекнули, что убийца сделал с куклой что-то такое, что его выдало; и в то же время Бетти Харботтл его вовсе не видела – в том смысле, что убийце не было необходимости заставлять ее молчать. Тогда я бросил Вам вызов, предложив показать, как работает кукла. Вы не обратили на это особого внимания, заметив только, что Вы предполагаете, что исполнитель представления носил традиционный костюм фокусника. И в заключение Вы сказали несколько слов, из которых следовало, что вот-вот будет обнаружено увлечение Молли культом ведьм, если уже не обнаружено. Тогда-то я и столкнул куклу вниз. Поверьте мне, мой друг, у меня и в мыслях не было причинять Вам вред. Я просто хотел так испортить куклу, чтобы ее невозможно было отремонтировать и чтобы можно было только догадываться, как она работает.
На следующий день на дознании выяснились еще два момента. Ноулз явно лгал, и Вы это поняли. Маделин Дейн знала о делах Молли гораздо больше, чем мы могли позволить ей знать.
Боюсь, Молли не любит Маделин. В планы Молли входило заставить Маделин замолчать. Террор, а в случае необходимости и настоящие неприятности. Молли организовала звонок, якобы от Маделин, с просьбой прислать куклу в «Монплезир»; она знала, что Маделин с детства боится этой игрушки, и просила меня оживить ее в назидание Маделин. Я этого не сделал – у меня были более важные дела.
К счастью для Молли и меня, я был в саду в «Монплезире», когда Вы с инспектором обедали там с Маделин и Пейджем. Я подслушал ваш разговор, и мне стало ясно, что все кончено: Вы все знаете – вопрос заключался лишь в том, что Вы можете доказать. Когда Вы с инспектором ушли из дома, я решил, что гораздо выгоднее последовать за вами по лесу и послушать ваши разговоры.
Удовольствовавшись тем, что толкнул безобидную старую ведьму в окно, я пошел за Вами. Из вашего разговора, если я его правильно истолковал, становилось ясно, что я совершенно не напрасно боялся Вашего стиля работы. Теперь я точно знаю, на кого Вы нацелились, хотя тогда у меня были лишь смутные догадки. Я понял, что Ваш объект – Ноулз. Я понял, что мое слабое звено – Ноулз. Я понял, что есть свидетель, который может меня повесить, – Ноулз. Но я знал, что он скорее пойдет под пытки, нежели признается, кто совершил преступление. Но в Вашем распоряжении был человек, которого он не мог позволить тронуть или даже дохнуть на него, – это Молли! У Вас был только один способ заставить его заговорить. Закрепить у нее на шее гарроту и затягивать винт до тех пор, пока старик не сломается. Это Вы и собирались сделать; у меня хватило ума проанализировать все его показания; и тогда я понял, что мы погибли.
Нам осталось только одно – убраться. Будь я бессердечным и совершенно безнравственным человеком, каким Вам меня, вероятно, описали, я бы, несомненно, убил Ноулза так же небрежно, как нарезал бы лук. Но разве я смог бы убить Ноулза? Разве я смог бы убить Маделин Дейн? Разве я смог бы убить Бетти Харботтл? Это реальные люди, которых я знал, а не вымышленные персонажи детективного рассказа, и с ними нельзя обращаться как с чучелами кошек на ярмарке. Я устал и был почти болен; если честно, я чувствовал, что попал в лабиринт, из которого не могу выбраться.
Крадясь за Вами с инспектором, я пришел в «Фарнли-Клоуз» и увиделся с Молли. Я сказал ей, что у нас не осталось иного выхода, как только немедленно убраться отсюда. Заметьте, мы считали, что у нас для этого есть еще время: Вы с инспектором собирались в ту ночь поехать в Лондон, и несколько часов мы могли не бояться разоблачения. Молли согласилась, что нам ничего больше не остается. Мне дали понять, что Вы, глядя из окна Зеленой комнаты, видели, как она с чемоданом в руке покидает «Фарнли-Клоуз». По-моему, было неразумно позволить нам убежать и быстро скрыться. Такой поступок можно понять, доктор, только если Вы уверены, что арестуете свою жертву, когда захотите!
В завершение своего рассказа скажу, что с Молли у меня возникли трудности. Ей было нелегко уйти, не попрощавшись с Маделин. Когда мы уезжали на машине, она была полна фантастических идей (говорю это спокойно, потому что эта леди знает, как я ее люблю) вернуться в «Монплезир» на гусеничном тракторе.
Я не мог ей помешать. Мы заехали туда всего на несколько минут, оставили машину на задней тропинке возле дома старого полковника Мардейла, пешком пробрались к дому и получили прекрасный подарок: из полуоткрытого окна столовой мы ясно услышали о смерти Виктории Дейли и вероятном характере ведьмы-хозяйки, виновной в этом. Речь держал мистер Пейдж. Кукла была еще там; я утащил ее в угольный сарай только потому, что Молли все порывалась толкнуть ее в окно на Маделин. Это, безусловно, ребячество; и все же ссора моей леди с Маделин носит сугубо личный характер – это как у меня с покойным Патриком Гором. Должен сказать, что ничто из случившегося до сих пор не вызывало у нее большей ярости, чем этот разговор в столовой.
Я еще не знал, что она захватила из «Фарнли-Клоуз» пистолет. Мне это стало ясно только тогда, когда она вынула его из сумочки и постучала им по окну. Тогда я понял, доктор, что есть две причины, заставляющие действовать незамедлительно: во-первых, нам в тот момент не нужна была пылкая женская ссора; а во-вторых, перед домом только что остановилась машина Барроуза. Я схватил Молли в охапку и поспешно оттащил от дома. По счастью, шум радиоприемника не давал никому услышать нашу возню. Я убежден, что именно последовавшая за этим крайне душещипательная любовная сцена – сцена, происшедшая у окна, – заставила ее, усыпив мою бдительность, выстрелить в окно столовой, когда мы уже собирались уходить. Моя дама хороший стрелок, она не собиралась никого убивать; она хочет, чтобы я объяснил Вам, что она намеревалась только преподать урок бедной Маделин и сделала это с удовольствием.
Зачем я подчеркиваю эти несущественные и даже нелепые детали? У меня веская причина – причина, с которой я начал. Я не хочу, чтобы Вы считали, что мы исчадия ада, творящие свои злодеяния под мрачное бормотание богов. Я не хочу, чтобы Вы считали, что природа затаила дыхание от совершенного нами зла. Потому что я думаю, доктор, чтобы заставить Ноулза признаться, Вы, должно быть, нарочно описали характер Молли гораздо более порочным, нежели он есть на самом деле.
Она не хитра – она сама противоположность хитрости. Ее так называемый «культ ведьм» не был холодным, интеллектуальным развлечением женщины, заинтересованно наблюдавшей за тем, как извращаются умы; она полная противоположность холодной интеллектуальности, и Вы это прекрасно знаете. Она делала то, что делала, потому что ей это нравилось. И я уверен, что ей это и впредь будет нравиться. То, что она якобы убила Викторию Дейли, – вздор; а что касается женщины возле Танбридж-Уэллс – это так неясно, что ничего нельзя доказать и некому предъявить обвинений. Я согласен, что в ее природе, как и в моей, есть много от темных сил, ну и что? Наш отъезд из Кента и из Англии не был, как я пытался показать, занавесом в нравоучительной пьесе. Это очень напоминало беспорядочный и стремительный отъезд обыкновенной семьи на море, когда отец не может вспомнить, куда он засунул билеты, а мать уверена, что оставила свет в ванной комнате. Подозреваю, что такая же спешка и суматоха сопровождала бегство мистера и миссис Адам из более просторного сада; и это – как сказал бы король, а с ним согласилась бы Алиса – самое обычное явление на свете.
Искренне Ваш
Джон Фарнли (бывший Патрик Гор)".