Потому что ярость – не то же самое, что безразличие, убеждала себя Холли. Ярость означала, что Тео все еще испытывает к ней какие-то чувства, и не важно, что чувства эти не сулят счастья.
Впрочем, возражала себе она, благоразумная женщина не стала бы очертя голову вступать в брак с любовником-греком, увлекшим ее в водоворот страсти тем летом, укравшим ее невинность, ее сердце и весь здравый смысл – все скопом. Так что ни о каком благоразумии речи не было.
Может, стоит прекратить притворяться? С Тео это невозможно.
– Дай-ка я догадаюсь, – сказал он ровным голосом, и Холли отметила, как он изменился за эти годы. Тео, которого она знала, был импульсивным и способным на безумства. – Ты решила прикупить самолет? Остров? Дом мод и половину Парижа в придачу? Мне все равно, Холли. Трать свое денежное содержание как хочешь, но, черт побери, оставь меня в покое.
Его рука потянулась вперед, и она поняла, что связь сейчас оборвется.
– Я хочу тебя увидеть, – поспешила сказать она, пока он не исчез с экрана.
Его темные глаза прожгли ее лазерным лучом. Неожиданно он стал еще крупнее. Опаснее.
– Ты видишь меня прямо сейчас. Наблюдаешь достижения прогресса. И мою безудержную радость.
– Лично.
Тео хохотнул – скрипящий, как наждачная бумага, смех царапнул ее, хотя не должен был бы.
– Нет.
– Ах, прости, пожалуйста. – Холли снова улыбнулась, понимая, что это ее единственный шанс. Как бы она ни устала от этого, и как бы плохо ей ни было. – Я не прошу. Неужели это прозвучало как просьба?
– Это ничего не изменит, – обронил Тео почти лениво. – Ответ по-прежнему «нет».
– Тео. – Она покачала головой, словно он ее разочаровал. Сжатые кулаки она держала на коленях, чтобы их не было видно. – Почему бы нам не изобразить вежливость? Некоторые встречи необходимо проводить лицом к лицу. Ведь ты не хочешь, чтобы я сделала это по видеосвязи, или я не права?
– Не только мне, но почти всему миру уже и так ясно, что я не в состоянии заставить тебя сделать что бы то ни было, – ответил Тео обманчиво мягким голосом, от которого по ее спине прокатилась дрожь. Ей вдруг стало стыдно. – Ты уж точно ведешь себя не так, как следует вести себя жене. Ты даже не могла хранить мне верность в течение каких-то шести месяцев. Что уж говорить о сегодняшнем дне?
Холли даже бровью не повела.
– Я хочу развода, – четко и коротко произнесла она.
Если бы это было правдой…
– Мой ответ не изменился. Ты его не получишь. В этом причина устроенного тобой сегодня спектакля? Ты могла бы избавить от этого нас обоих. В будущем постарайся, пожалуйста, об этом не забывать.
– Все дело в том, что у нас осталось не так уж и много этого самого будущего, – заметила Холли, когда рука Тео снова потянулась к экрану. Его глаза сверкнули. Она призвала на помощь свою самую жесткую улыбку и сделала вид, что ситуация чрезвычайно ее забавляет. Словно она в самом деле является той женщиной, которую изображала четыре года. Именно такой ее считал Тео. – Мы развлекались все эти годы…
– Значит, вот как это называют в Техасе? – перебил ее Тео по-прежнему бархатным голосом. – Я бы не стал употреблять это слово для описания того, что происходило.
– Мы играли в разные игры, зарабатывали очки, в общем, занимались перетягиванием каната. – Она пожала плечами. – Но, боюсь, все хорошее рано или поздно заканчивается.
– Я не дам тебе развод, Холли. И мне плевать, к каким аргументам ты прибегнешь. Мне кажется, я дал понять абсолютно ясно, выплачивая щедрые ежемесячные пособия и не вмешиваясь в твою жизнь, что мне все равно, чем ты занимаешься. И с кем.
– Да, ты так говорил, – пропела Холли.
Но она ему не верила. Не могла заставить себя поверить. В глазах Тео зажегся дьявольский огонь, образуя вулканическую смесь с яростью, отчего сердце ее замерло, а затем неистово забилось.
– Единственное, чего ты от меня не получишь, – это свободу.
– Почему?
– Потому что именно это тебе нужно, agapi mou, – любезно ответил Тео.
Он назвал ее «любовь моя»?
Впрочем, он, скорее всего, вложил в слова совершенно противоположный смысл.
– Не считая моих денег, разумеется, – добавил Тео.
– О боже, Тео, – протянула Холли, театральным жестом прижимая ладонь к груди. Это был лучший способ заглушить ощущение, что ее сердце вырвали и растоптали. Впрочем, ей следовало бы к этому привыкнуть, поскольку она первая поступила так же. – Ну и собственник же ты. Ладно, можешь по-прежнему владеть моим сердцем. Но я не могу преодолеть соблазн верить, что ты все еще испытываешь ко мне чувства.