Выбрать главу

Знакомые (именно знакомые, ведь друзей у меня практически не было) говорили, что я должна идти дальше, постараться забыть, раз уж вернуть ЕГО не получится. Но они, верно, бредили, говоря мне все это! Как?! Как можно было забыть, как можно было жить, когда ЕГО нет рядом, если я не представляла, даже как дышать без него?!

Каждый день, просыпаясь и засыпая, я, словно мазохист, вглядывалась в фотографию, осторожно очерчивая указательным пальцем родные черты лица, которые знала наизусть. Я больше не плакала: слез давно не осталось, только черная пустота внутри, в которой растворились боль, отчаяние и безнадега.

В каждом случайном мальчике на улице я видела ЕГО, в каждом детском смехе мне слышался ЕГО смех, я знала, что медленно схожу с ума, но ничего не могла с собой поделать.

- Сыночек, - пробормотала я, прижимаясь губами к улыбающейся детской мордашке, изображенной на фотографии.

========== Глава 2. Если очень ждешь, что-то обязательно случится ==========

Тихо бьется в мои стекла дождь -

Серая, измученная птица…

… говорят, что, если очень ждешь,

Что-то обязательно случится -

Принесут нежданное письмо,

Зазвенит звонок в притихшем доме…

…теплый ветер за моим окном

Ловит дождь в раскрытые ладони…

Ловит капли - а потом опять

Разбросает по дорожкам, крышам…

…говорят, что, если очень звать,

Это обязательно услышат…

POV Эдвард

Переступив порог своей квартиры, в которой царил абсолютный хаос, старательно создаваемый мною вот уже полгода, я осторожно спустил малыша с рук, решая, что необходимо сделать в первую очередь.

- Нужно тебя искупать и растереть махровым полотенцем. Что скажешь? – спросил я, уже размашистым шагом направляясь в сторону ванной комнаты.

Я включил душ, по привычке пустив воду погорячее, но вовремя одумался: маленький мальчик вряд ли по достоинству оценит мой порыв согреть его таким образом. Кажется, ребенка купают в не слишком теплой воде… или это условие необходимо только младенцам? Да, я совсем не разбирался в детях, и даже наличие двух племянников не добавляло мне опыта в этом вопросе.

Определившись, наконец, с температурой воды в душе, я кинулся в спальню, прикидывая в уме, во что бы одеть ребенка до тех пор, пока его вещи будут стираться и сохнуть. Достав из шкафа свою футболку с идиотским рисунком в виде жирафов (только жене Эммета – Розали, – могла прийти в голову «гениальная» идея подарить мне ее на Новый год), я очень кстати подумал о том, что малыша еще нужно накормить. Рванув в кухню, по дороге я споткнулся о пустую бутылку из-под Кока-Колы и едва не растянулся на полу во весь рост.

Мальчик, все это время стоявший на том самом месте, где я его оставил, и с интересом наблюдавший за моей суетливой беготней по квартире, тихонечко рассмеялся, но, заметив на себе мой взгляд, тут же стер с лица улыбку и опустил голову вниз.

Снова подхватив ребенка на руки, я направился вместе с ним в ванную и, стянув с малыша мокрую, грязную одежду, поставил его под душ.

Мальчик не сопротивлялся и не капризничал, даже когда ему в глаза попадала пена от моего геля для душа, имеющего тяжелый древесно-мускусный аромат (кажется, очередной подарок Роуз).

Ребенок вел себя на удивление спокойно и послушно, если не сказать покорно, лишь иногда забавно фыркая и закрываясь ладошкой от льющей в лицо воды.

Глядя на него, я невольно начал улыбаться, и эта беспричинная улыбка не сходила с моих губ до того момента, пока я, растирая худенькое тело малыша махровым полотенцем, не увидел гематомы на его спине и ногах. Синяков и ссадин было не так много, но их внушительные размеры и очертания, слишком похожие на следы от пряжки ремня, заставили меня в ужасе содрогнуться. Некоторые из жутких отметин на теле ребенка были уже едва заметны, другие же, напротив, совсем свежими. Все это говорило, нет, даже кричало о том, что малыша били часто и продуманно, нанося удары по ногам значительно выше колен и спине – там, где их никто не увидит под одеждой.

Такое зверство над беззащитным ребенком никак не могло уложиться в моей голове, заставляя все внутри меня клокотать от бессильной ярости.

- Твою мать… - сжав в кулаке полотенце, выругался я сквозь стиснутые зубы чуть громче, чем следовало.

Мальчик испуганно вздрогнул и, весь сжавшись, втянул голову в плечи, словно в ожидании удара.

- Нет-нет, что ты! Не бойся! – как можно мягче проговорил я, выдавив из себя улыбку. – Я никогда не обижу тебя!

Малыш несмело взглянул на меня – в его глазах цвета молочного шоколада явственно читались тревога и недоверие, но все же он заметно расслабился и выпрямил худенькие плечи.

Я надел на мальчика свою футболку, достававшую ему до самых пят, и, поддавшись необъяснимому порыву, крепко прижал его к себе. С каждой секундой во мне нарастало и крепло желание защитить этого мальчика, сделать все от меня зависящее, чтобы больше никто и никогда не посмел дотронуться до него даже пальцем.

- Не бойся, малыш, теперь тебя никто не обидит: я сделаю для этого все! – зашептал я, поглаживая ребенка по спине. – Ты мне веришь?

- Да, - после небольшой паузы ответил он.

- Вот и молодец! – потрепав ребенка по влажным темно-русым волосам, улыбнулся я. – Слушай, а может быть, мы с тобой не случайного сегодня встретились? Возможно, это должно было произойти, как думаешь, приятель?

Малыш робко улыбнулся мне в ответ и неуверенно пожал плечами.

Вероятно, я сейчас пытался сам себя обмануть, цепляясь за что-то эфемерное. Судьба, предопределение – я всегда относился к ним с большим скептицизмом. Но в эту минуту мне, как никогда, хотелось поверить в то, что сегодняшняя встреча с этим малышом была послана мне кем-то свыше. Она - именно то, чего я так ждал, блуждая по бесконечным лабиринтам оглушительного одиночества и удушливого отчаяния.

Громкое урчание в животе ребенка выдернуло меня из зыбучих песков размышлений и вернуло к действительности.

- Давай-ка мы с тобой поедим, а потом немного поболтаем, идет? – почему-то мне казалось важным спрашивать на все согласие малыша, чтобы дать понять: я не собираюсь командовать им или давить на него.

- Идет, - голосок ребенка звучал уже громче и увереннее.

Я разогрел в микроволновке готовые сэндвичи (не самая подходящая еда для маленького мальчика, но ничего другого у меня попросту не было), налил сладкий чай и, поставив все это перед малышом, сел напротив него.

- Как тебя зовут? – задал я свой первый вопрос, когда ребенок неторопливо дожевал первый бутерброд.

- Блендан, - сделав глоток чая, ответил он.

- А фамилия? Ты знаешь свою фамилию? – малыш на минуту задумался, а затем отрицательно покачал головой.

- Ты живешь с мамой? – продолжал я расспросы.

- Неть, у меня неть мамы, - уверенно ответил Брендан, берясь за второй сэндвич.

- А папа?

Малыш положил бутерброд обратно на тарелку, нервно заерзал на стуле и, наконец, отведя взгляд в сторону, невнятно пробормотал:

- И папы неть…

Было совершенно очевидно, что сейчас Брендан врет, потому что делал он это не слишком умело и убедительно.

- А с кем ты тогда живешь? – задал я ему резонный вопрос.

- Одинь, - ничуть не растерявшись, ответил ребенок, правда, глаз на меня так и не поднял.

Из нашего небольшого диалога я сделал следующий вывод: скорее всего, Брендан живет с отцом, постоянно распускающим руки, так что ребенок, не раздумывая, лжет, будто у него нет папы. Возможно даже, что мальчик сам сбежал сегодня из дома после очередных «воспитательных мер».

Если моя версия подтвердится, смогу ли я вернуть ребенка обратно этому извергу, который лишь по недоразумению называется отцом? Вот в чем был главный вопрос, над которым мне необходимо было задуматься в первую очередь. Хотя, в глубине души, я уже заранее знал на него ответ.