Лукас предложил ей руку. Зачем нужно было портить впечатление от вечера? — удивился он себе. Все шло так гладко. Однако один ее вопрос, и он почувствовал себя задетым за живое.
До недавнего времени Лукас не задумывался над тем, как живет. Живет как живется. Кутить в обществе бездельников типа Фарнема, Грили и Инголлза было весело. Было весело состязаться с ними в разного рода непотребствах.
Каждый за себя.
И что в этом плохого?
— Хэдли!
У подножия лестницы Лукас обратил внимание на группку гостей.
— В следующую среду мы устраиваем прием в честь дня рождения Эштона. Пообещайте, что придете. — Виконтесса Эштон была известна благодаря элегантной роскоши своих вечеров. Попасть туда было делом чрезвычайно трудным. После короткого колебания она добавила: — Вы тоже, леди Шеффилд.
Изумившись, Кьяра не нашлась что ответить.
— Мы с удовольствием придем, — ответил Лукас.
— Прекрасно. Я рассчитываю на вас. — С нескрываемым интересом виконтесса оглядела их, а потом вернулась к своим друзьям.
— Когда это вы успели стать таким уважаемым господином? — пробормотал один из джентльменов, стоявших возле гардероба, когда Лукас проходил мимо. — В следующий раз мы услышим, что вы, оказывается, ходите в церковь по воскресеньям.
— Боже правый, представьте себе Хэдли, шествующего по центральному проходу церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, — съязвил другой, имея в виду самое модное место в Лондоне для устройства светских свадеб.
Не обращая внимания на их смешки, Лукас махнул лакею, чтобы тот подал Кьяре накидку, и повел ее к выстроившимся в ряд каретам.
Кьяра перевела дыхание и не сказала ни слова, пока они шли до угла.
Лукас тоже хранил молчание. Если она разозлилась, то пусть идет к черту, мысленно вознегодовал он. Как она смеет подвергать сомнению или критиковать его образ жизни? У дамочки не должно быть никаких претензий по поводу сегодняшнего вечера. Это он все организовал. Она должна по крайней мере поблагодарить его, а не ставить ему в пример его друзей.
Распахнув дверцу экипажа, Лукас подсадил ее внутрь. В замкнутом пространстве сдержанное недовольство Кьяры стало более явным. Лакированные стенки кареты все теснее надвигались на него с каждым оборотом колес.
Как он ненавидел это ощущение несвободы, словно его связали по рукам и ногам!
— Если вы что-то задумали, сэр, я предпочту, чтобы вы высказались, а не таили это в себе, — произнесла Кьяра.
Не желая сознаваться в собственной слабости, Лукас, чтобы не выдавать внутренней борьбы, решил пойти в наступление. В конце концов, напомнил он себе, с его репутацией повесы и развратника все только и ждут он него, чтобы он потакал своим слабостям.
Значит, так тому и быть.
— Неужели? — ехидно улыбнулся он. — Я в этом сомневаюсь.
Кьяра поморщилась, что только подстегнуло его.
— Опять же решайте за себя. — Он подобрал ноги, и их бедра соприкоснулись. — Я ведь предупреждал вас, что из-за моих порочных привычек меня частенько посещают… неприличные мысли. Мне продолжать?
— Безнравственный человек!
— Разве я совершил что-то безнравственное?
Кьяра изумленно на него посмотрела.
— Но подождите немного — и увидите, на что я способен.
Кьяра попыталась отодвинуться, но он вцепился в складки ее подола.
— Отпустите меня, сэр, — прошептала она.
Он хмыкнул.
— Звучит прямо как строчка из романа мисс Радклиф. Там беспомощную героиню завлекает в мрачный замок развратный мерзавец, чтобы лишить невинности.
— Это не роман, а кошмар, — процедила Кьяра сквозь зубы.
— А вы не целомудренная школьница, которую должен спасти рыцарь на белом коне.
— Лорд Хэдли, — строгим тоном произнесла Кьяра.
Шелк зашуршал по кожаному сиденью, когда Лукас привлек ее к себе и большим пальцем провел по краю уха. Кьяра отбросила его руку.
— Прекратите!
— А так? — Он убрал прядь, упавшую на щеку.
— Я же сказала: прекратите!
— Значит, мне мало что позволено, верно? — Лукас вдохнул исходивший от нее аромат. В носу защекотало от сладкой вербены, смешанной с более тонким запахом чего-то, что он не мог определить.
— Вы ведете себя не по-джентльменски, сэр.
— Разумеется. Иначе я не сделал бы вот этого. — Лукас наклонился к ней. Мимолетный поцелуй, только чтобы позлить, а совсем не потому, что ему вдруг захотелось еще раз попробовать ее на вкус. Лукас едва коснулся губами ее губ.
— Хэдли…
Интонация была какой-то неопределенной. Вопрос? Может, приказ? Трудно было понять.
— …вы пьяны, — закончила она, поднося пальцы к губам.
— В стельку, — согласился он. — Я редко веду себя прилично, и это пагубно сказывается на моем разуме и теле.
Она судорожно сглотнула.
— Именно поэтому я не отвечаю за свои поступки.
Кьяра понимала, что должна испытать отвращение от поцелуя, но странная слабость парализовала ее волю. Она попыталась отодвинуться, но ее бросило в жар.
— Мм… — Это не она, это кто-то чужой издал такой непристойный, низкий звук. И губы явно уже не принадлежали ей.
Как иначе можно объяснить то, что она так жадно раскрыла губы навстречу его языку?
Нет, нет, нет! Тысячу раз «нет». После того первого свидания у нее в рабочей комнате, которое Кьяра расценила как греховное, она поклялась держать себя в руках, похоронить в себе все порочные желания. И что теперь? Теперь они вырвались на волю, как струя шампанского. Ощущение было мучительным и в то же время сладостным.
Лукас заключил ее в объятия, и она перестала сопротивляться. Сначала поласкала его язык легкими, осторожными прикосновениями. Осмелев, пососала нижнюю губу, удивляясь разнице между ее мягкостью и жесткостью в уголках рта, там, где уже отрастала щетина.
Хрипло застонав, Лукас навалился на нее и одну руку положил ей на бедро, а другую запустил в волосы. Неожиданно Кьяра оказалась прижатой к его широкой груди.
Лукас пошевелился. Мощные мышцы на груди двинулись и потерлись об нее. Она почувствовала, как затвердели ее соски.
Он слегка отодвинулся, ровно настолько, чтобы просунуть руку вниз и положить ей на живот.
Кьяра снова застонала.
— А теперь пора обследовать ваше тело, найти самые чувствительные для поцелуев места, — пробормотал Лукас, не отрываясь от ее губ. Продолжая целовать ее, он мял ее соски. И это уже были не пальцы. Это его язык описывал круги вокруг сосков прямо поверх лифа. Потом он слегка прикусил их, исторгнув из нее всхлип, когда влажный шелк прилип к чувствительной коже.
Погрузив руки в его длинные густые волосы, Кьяра с замиранием сердца наслаждалась гладкостью и нежностью черных как грех шелковистых прядей.
Она почувствовала себя в раю. Или это был ад?
Колесо ударилось о выбоину в мостовой, карету тряхнуло. Масляный фонарь вдруг ярко вспыхнул, плюмаж дыма завился вокруг стекла. От неожиданности Кьяра заморгала, пытаясь сбросить с себя наваждение.
Приподняв голову, Лукас зацепился пальцем за вырез платья и осторожно потянул его вниз. Еще одно движение, и грудь окажется наружу.
Волна прохладного воздуха остудила ее. Кьяра убрала его руку и отодвинулась от него.
— Я… Мне очень жаль… Я не могу… — Она покусала припухшую губу. — Не знаю, что на меня нашло.
Лукас выпрямился. На его лице плясали тени. Было невозможно понять, о чем он думает.
— Наверное, это мне нужно извиниться. Захотелось немного подразнить вас, но лучше было бы проявить сдержанность. Это, боюсь, моя ошибка.
— Мне бы следовало догадаться. — Кьяра закрыла глаза. — Давайте забудем, что произошло.
— Забудем? — эхом откликнулся он.
— Да. Мы оба были пьяны. А я была… В белой горячке.
— …под действием шампанского. Я не пила его целую вечность, — сбивчиво закончила она.
— Это правда, частенько я тоже не помню, что делал, когда был пьян, — признался Лукас.
— Может, глоток свежего воздуха освежит голову. И мою тоже. — Кьяра с треском опустила окно. — А может, вам окунуться в холодную воду?