— Когда плохо добывал? Лучше охотника по всей Черемной нет.
— С чево хвалишь-то? — оборачивается Андрон. — Какая муха укусила?
— Да ведь радость! Сохатёнка этого — штоб он сдох по дороге! — увезут. Срежут бельмо с наших глаз…
— Та ещё скотинка… — Андрон суёт патроны в патронташ. — Наделала делов…
Хитрит Андрон, не доверяет жене правды. Пусть думает про гольцы. А то проболтается соседкам, те — всему селу. Махнёт на перевал, посмотрит, что да как.
Понадобится — добежит до Сергачей. Со Спириным Гришкой потолкует, вдвоём что-нибудь сообразят.
— Коня-то где возьмёшь?
Вот пристала смола липучая — вынь да положь! Умела б молчать, сказал бы: никакого коня ему не надо. Сейчас про винтовку спросит. Ну вот…
— Винтовка-то есть? — Мавра застёгивает суму. — Прежнюю не отдали?
— Из пальца палить буду! — плюётся Трухин. — Ну дура-баба! «Прежнюю-то не отдали»! Разевай рот, держи карман шире! Скажи спасибо, что за решётку не спрятали! Возила б передачи…
Винтовки нет, а карабин имеется. Не перевелись надёжные люди, выручают. А жене опять же говорить не надо, пусть думает, что с дробовиком идёт.
Есть ещё одна причина, важная… из-за неё должен Трухин вдвойне торопиться. Дружки из города сообщили, будто Синчук добился пересмотра браконьерского дела. Значит, вот-вот должна прийти судебная повестка. Может, сам привезёт. Куда ни кинь, одна тропа у него с охотинспектором, куда ни сворачивай, на неё попадёшь.
— Шевелись, шевелись! — подгоняет жену. — Завтра с зорькой, бог даст… А ты держи язык за зубами: не знаю, мол, не говорил, его дело, с него спрос. Поняла?
— Поняла, поняла… И так всю жизнь молчу.
— Что ты с ней сделаешь! — вздыхает Андрон. — Правду говорит присказка: ты ей стрижено, она — брито. Все вы, што ль, бабы, такие?
Ноябрьским утром приезжает в Юмурчен Володя Синчук. На старенькой полуторке с «лысыми» покрышками. Просто удивительно, как мог пробиться шофёр сквозь снежные завалы. Уважил Чубарова.
— Семён — мастер. — Володя кивает на шофёра. — Знакомься: те самые ребята, хозяева сохатёнка.
— Семён Агеев! — Шофёр подаёт ребятам крепкую руку.
Всем нравится весёлый парень в замасленном ватнике, в шапке с кожаным верхом, в сапогах на меху. По разговору — балагур, по хватке — умелец на все руки.
— Значит, так, ребята, боевое задание командования. Первое — разыскать доски, второе — найти топор, молоток, гвозди. Топор нужно поострее, гвозди подлиннее. А доски, сами видите, по кузову. Вопросы есть?
— Есть! — шмыгает носом Лавря. — Зачем?
— Вопрос по существу, — щурится Агеев. — Кстати, где ваш сохатёнок? Ага, вижу. Гро-ма-ад-ный зверина! По его мерке сделаем загородку, поставим в кузов. Посадим сохатёнка, поедем в город.
— Чудной ты мужик, — улыбается Синчук. — Где они доски найдут?
— Найдут, не беспокойся! Твоё дело — документы. Остальное беру на себя. Кстати, поесть бы не мешало.
— Поедим, когда всё сделаем. Мне к Трухину надо, повестку ему привёз.
— К заглавному браконьеру?
— К нему. А вон и жена его. Послушайте, Мавра… Хозяин ваш дома?
— Нету, нету, — подходит Андрониха. — На што он вам?
— По одному делу. Где же Трухин?
— В тайгу ушёл. Сказывал, в гольцы.
— Давно?
— Седни утром, по зорьке. Аль што надо?
— По охотничьему делу. Вернётся не скоро?
— Может, через месяц, может, полтора. Сказал, как удача будет.
— Предупредили дружки-приятели, — досадует Синчук. — Ладно, от себя никуда не уйдёт.
— Ай сказать чево надо? — пристаёт Андрониха.
— Сам скажу.
Недовольна Мавра таким разговором, ничего не выведала у охотинспектора. А хотелось порадовать, когда муж вернётся: «Синчук-то про тебя говорил…»
Невесело ребятам строить загородку для сохатёнка. Для такого дела неохота стараться. А если подумать: всё равно увезут. Значит, придётся строить.
Ребята пилят доски, те, что Стась взял у отца, сбивают крепко-накрепко. Чтоб не развалился в пути кузовок, чтоб удобно было сохатёнку.
— Так, так, ребятишки, — одобряет Агеев.
— Я напишу, — обещает Синчук. — Сообщу, куда отправят.
— А нас с Максимом не возьмёте, — спрашивает Петя, — проводить Малыша?
— А что? Возможная вещь! — Агеев смотрит на Синчука. — Возьмём, Володя? Оттуда сам привезу иль шофёров попрошу. Дело нетрудное.
— Возьмём, если дед Лукьян не против.
— Командование решило взять! — объявляет Семён. — Бегите домой, одевайтесь потеплее. Отправка в четырнадцать ноль-ноль. С собой иметь ложку, кружку, хороший аппетит. Ша-гом марш!
«Дедушка не отпустит», — думает Петя.
Любопытных в Юмурчене всегда много. И сейчас кружатся возле машины, рассуждают всяк по-своему. Бабка Феня опять заводит разговор про Африку:
— Чижало будет, ой, как чижало! Жара там, а он в этой шубе… Нетто, постригут? А какой он сохатёнок без шерсти? Чучело огородное… Надо б собрать ему гостинцев на дорожку, — соображает бабка. — Вспомнила! Морковные пирожки у меня есть. Любит он пирожки-то морковные! Вы подождите, не уезжайте. Я сичас…
— Неси и на нашу долю, — просит Агеев. — Тоже мне буржуйка: зверя пирожками кормит!
Многие юмурченцы выходят провожать сохатёнка. Лаврина мать и Чубарёнкова принесли Малышу разной еды. Бабка Феня суёт Максиму тряпицу с полосками. В ней сушёная травка. «Вдруг в дороге заболеет? Бери, бери, она же лёгонькая. Отвар сделаешь, попоишь. Хворь и отступит».
А вот и дед Лукьян ковыляет:
— Макса, а Макса! Петрушку не видел? Опять, варнак, запропастился! Ну что за дитё непутёвое!
— Не знаю, дедушка, сам ищу.
— Ну скажи на милость! — Дед обращается к ребятам: — Лавря, Стаська, Петруху не видали?
— Здесь крутился, недавно видели.
— Ах, варнак-варначище! — причитает Лукьян. — Хоть на цепь привязывай бесёнка! Макса! Ищи Петруху!
Трудно старику с Петей, совсем невозможно. Сколько раз выводил из терпения, и вот опять оказия: пропал, словно в снег зарылся.
Малыша с трудом заводят в клетку. Не нравится ему новый дом на колёсах. Куда его повезут? Где Петя? Нет, нет, всё не нравится…
Семён закрывает борт, зовёт Максима в кабину. Максим отказывается. Он поедет наверху, рядом с сохатёнком: Малыш меньше будет беспокоиться.
Машина трогается. Ребята бегут следом, машут шапками.
— Счастливый путь!
Покачиваясь на ухабах, машина минует пекарню, дом бабки Фени, выходит на дорогу. Малыш поворачивает голову, печально смотрит на родной Юмурчен…
Всё лосиное надел на себя Трухин: штаны и куртку — самая удобная одежда: лёгкая, прочная, бесшумная. Лёгкая — чтоб не устать, прочная — чтоб не рвалась о кустарник, бесшумная — чтоб не пугать зверя. И от дождя спасёт и от холода. Штаны надеты поверх ичигов, — снег не попадёт за голенище. Уши у шапки наполовину опущены, сзади схвачены завязками. Тоже таёжная хитрость: уши у охотника должны быть настороже, как у зверя. За плечом — карабин. Не обеднел Трухин от того, что Синчук отобрал винтовку. Этот же карабин не отнимет, разве что у мёртвого. А умирать Андрон не собирается.
Рано вышел охотник из дому, а всё равно припозднился: за оружием крюк сделал. Теперь вот непонятно: выехала машина из села? Кажись, нет, второго следа не видно.
Следа не видно, а на дороге что-то чернеет. Гляди-ка ты — человек, знакомая личность: Петруха Саранин! Стоит, смотрит в его сторону. Как бы не увидал, вражонок!
Ну скажи ты, судьба-судьбина! Нарочно, что ль, она сталкивает его с Сараниными?
«Однако, что он тут делает? — Этот вопрос не праздный для Андрона. — Ба! Машину ждёт! Решил, что не возьмут, а здесь — им деваться некуда. До чего хитрый пацанёнок!»
Как бы ни было, придётся обойти. Андрон сворачивает с дороги, и тут ухо ловит отдалённый шум. Машина! Скорей в кусты, за деревья! Иначе всё пропало!