— Не волнуйтесь, — утешает шофёр. — Всё идёт по плану командования. Успеем поджарить пятки браконьеру.
Не унывает дядя Семён, всё у него по плану.
Тридцать километров по асфальту — разве езда? Не успеешь оглянуться — слезай, приехали. Но когда не повезёт…
Будто кто заворожил Семёна с машиной. Только выехали за город — мотор чих-пых, чих-пых! Заглох. Тут даже Синчук заёрзал на сиденье. Если так ехать, можно прозевать и Малыша и браконьеров. Совсем разладился агеевский «самовар».
О ребятах говорить нечего, места себе не находят, мечутся, как соболи в клетке.
— Пропал сохатёнок!.. — шепчет Петя.
Максим будто не слышит, смотрит на Семёна, мысленно подгоняет: «Быстрей, быстрей, а то опоздаем!»
Пете ещё горше. Представляется глухой лес, высокая сосна с длинными лапами. Под ней Малыш с перерезанным горлом, возле него Трухин в лосиных штанах, с мрачной улыбкой: «Мой верх, гадёныши!»
— Ты что молчишь? — Петя толкает брата в бок. — Пока дядя Семён возится…
— И ты помолчи.
— Остановим другую машину?
До чего же нудный бывает брат Максима! Ноет, ноет, как зубная боль. Видит же, что дядя Семён старается.
— Не хнычь, сейчас поедем.
И верно: только сказал — мотор завёлся. Др-др-др! Как рванёт на полных оборотах!..
— Всё путём, всё ладом, — вытирает руки Семён. — По местам!
На повороте в Сухую падь встречается Агееву знакомый шофёр. Семён сигналит: остановись, дело есть. Выходит из кабины, спрашивает про машину с сохатёнком.
— Видал. — Шофёр готовится к длинному разговору. — Двое их, у геологов околачиваются. Один, значит, в лосиных штанах, в такой же тужурке, другой…
— Ты короче…
— Нельзя короче, — возражает шофёр. — Выходит, такое дело: продают они сохатёнка за двести рублей. А кто его возьмёт? Мне даром не нужно. Вот ты бы взял?
— Значит, у геологов?
— Теперь, пожалуй, не у них.
— Да где же? Говори толком!
— Эк тебя припёрло! — Шофёр вытаскивает пачку «Севера», закуривает. — Чую: краденый тот лосёнок.
— Угадал, эти ребята — хозяева.
— Ты вот что, ты в посёлок не езжай, — советует шофёр. — Сверни налево. Помнишь, где зимовьюшка стояла? Дуй по этой просеке!
— Ничего не понимаю. То геологи, то просека. Где ж они, в конце концов?
— Сейчас поймёшь. Мужик тот, в лосиных штанах, не сговорился с геологами. Кто-то у него раньше просил сохатёнка вроде бы за двести рублей. То ли начальник партии, то ли другой кто. Теперь, вишь, этого человека не оказалось. Тут мужик рассердился, стал кричать: «Лучше убью, а за меньшую цену не отдам!» И повёл, значит, по этой просеке.
— А второй?
— Второй тоже с ним.
— Дядя Семён, скорее! — кричит Петя. — Я же говорил!..
До геологов дорога сносная, потом пошли кочка на кочке, пенёк на пеньке. Как ни крутит Семён баранку, не получается без тряски. А тряска такая, в пору из кабины вылететь.
— Останови-ка! — просит Синчук. — Я напрямую…
— Возьми карабин!
— Не надо! — Он прыгает в снег, бежит к ближнему лесу.
На закрайке видны два человека и лосёнок. Это они: Трухин, Малыш и неизвестный. Вовремя подоспели, ой как вовремя!
Лосёнок привязан к сосне верёвкой. Повод порван, глаза налиты кровью, с губ падает пена. Не слышит мотора, не видит бегущего Синчука. С ненавистью смотрит на мучителя.
Первым охотинспектора замечает неизвестный мужчина. Толкает плечом Трухина, показывает: «Гляди, бежит кто-то».
— Синчук! — узнаёт Трухин. — И тут разнюхал! Ну держись, сейчас я с тобой рассчитаюсь!
Андрон бросает окурок, тянется к карабину. Но Спирин опережает напарника. Вырывает, прячет оружие за спину.
— Очумел! Очнись!
— Ты… ты… предатель! — хрипит Андрон. — И тебя купили?! Так нет же, будет по-моему!
Выхватывает нож, похожий на финский. Специально кованный, специально точенный. На медведя — в случае ружейной оплошки. А Синчук сейчас — хуже трёх медведей вместе.
Пригнувшись, растопырив руки, Андрон осторожно движется в сторону Володи. Глаза — раскалённые угли. Вся давняя злоба, вся теперешняя ненависть вложены в этот взгляд…
Синчук смотрит по сторонам: нет ли поблизости сучка, палки? А где найдёшь под таким снегом?
— Эй, Трухин, не балуй! — Володя сжимает кулаки. — В тюрьму захотел?
— Мне всё одно. Семь бед — один ответ!
— Твоё дело. — Синчук сбрасывает полушубок. — Бояться я не привык. Держись, браконьерская душа!
Медленно сходятся охотинспектор с браконьером, будто борцы на белом ковре. Три, два шага остаётся между ними…
Трухин вскидывает нож, с силой опускает вниз. Синчук подставляет руку — приём самбо, — правой бьёт Андрона в нижнюю челюсть.
В ту же секунду раздаётся крик:
— Дядя Андрон, сзади!
Трухин оборачивается и… получает подножку. Не сзади — спереди настигает его второй удар.
Третий приходится под дых, когда Трухин пытается встать. Больше ему не надо.
— Здоровый, стервец! — подбегает Семён. — Этакий кабанище! Ловко ты его…
— Петруха помог. — Синчук сдерживает дрожь в руках.
Петя бросается к Малышу, развязывает верёвку. Лосёнок тычется ему в руки, закрывает глаза.
— Ты чей, дядя? — Агеев подзывает Гришку. — Подходи, не стесняйся.
— Знакомая личность, — признаёт Синчук. — Гришка Спирин, браконьер номер два.
— Пришьём и его к делу. — Семён отбирает карабин.
Петю и Максима привозит в Юмурчен тот же Семён. Старик Лукьян радуется: «Явились, малина-ягода!» Бабка Феня пришла почаевать с Бормашом — снова завела разговор про Африку, про то, как трудно будет Малышу. Её никто не поддерживает. И так горько на душе, зачем бередить больное место.
Все ребята волнуются: что стало с сохатёнком? Первым прибежал Стась, одетый по-зимнему: в полушубке, в заячьем треухе. Глянул на деда с бабой, тут же определил: не скоро уйдёт бабка, только в азарт вошла — наливает кружку за кружкой. Поговорить не даст, шпарит, как автомат. Лучше позвать ребят к себе, дома нет ни отца, ни матери. Наговорятся вдоволь. А тут и Лавря объявился.
По дороге ребята видят на крыльце Алексея Чубарова. Машет им рукой, улыбается, гладит крутой подбородок.
— Заходите, заходите, есть новости… — Он пропускает ребят вперёд. — Плясать вам надо, всем плясать. Значит, такое дело: вернётся к вам сохатёнок.
Говорит и смотрит на всех. А ребята, как по команде, раскрывают рты. Не верят председателю, — наверно, разыгрывает их дядя Алексей. Было же решение увезти сохатёнка. Сам Синчук приезжал, говорил, ничего нельзя сделать. Что-то тут не так.
— Всё так, — успокаивает Чубаров. — Только что звонил из города Володя, просил передать: пришло письмо из охотничьего хозяйства. Спрашивают, нельзя ли в Юмурчене организовать опытную станцию по одомашниванию сохатых? Мы тут посоветовались, решили: можно. Малыш будет у нас первым одомашненным животным, вожаком стада. А вы начнёте приучать сохатых к работе. Ну, как?
— Здорово, дядя Алексей!
— А Малыша в Москву не отправили?
— Не успели. — Чубаров видит, как повеселели ребята. — Значит, готовьтесь к встрече.
— Когда привезут?
— Сколько будет сохатых?
Наконец-то поверили Чубарову. Спрашивают наперебой, Алексей не успевает отвечать.
— На днях Синчук привезёт Малыша. А теперь марш на улицу!
— Ура-а! — ликует Петя. — Наша взяла-а!
Надо к дедке бежать рассказать про сохатёнка. Может, бабка Феня ещё не ушла. Пусть готовит пироги с морковью.
Петя выскакивает на крыльцо, прыгает в снег. Бежит не улицей — огородами. Так ближе, быстрей. Бежит не чуя ног, задыхаясь от ветра, от неожиданной радости…
