Чувство вины повисло надо мной, и мои слова были пронизаны искренними эмоциями.
— Джо, я серьёзно. Я хочу помочь вам и знаю, что вам тяжело принять это, но, пожалуйста, позвольте мне. Мама хотела исправить наши отношения, и… я даже не могу поверить, что сейчас это скажу, но я тоже хочу. Это поможет мне покончить со своим прошлым. Вы можете подумать об этом, если хотите, но, просто знайте, что я собираюсь быть здесь ради неё, вас и Кэтти. Если оплата всех счетов поможет облегчить ситуацию, пожалуйста, позвольте сделать это, — я надеялся, что он верил в искренность моих слов, а не просто думал, что я хотел ткнуть ему своими деньгами в лицо.
Я видел, что Джо мучался над тем, какое решение принять. И мог только представлять, что он чувствовал в тот момент, но я так хотел. На самом деле, мне было это необходимо. Я принял решение стать лучше и стать таким, какими не были мои родители.
Когда он сказал: «Ладно, Рид, я приму твоё предложение», я хотел подпрыгнуть от радости, будто только что совершил хоумран. Но вместо этого, я просто поднял бутылку в воздух. Мы чокнулись нашим пивом, закрепив сделку.
Прежде чем мы успели ещё что-то сказать, Кэтти сбежала вниз по лестнице, давая нам знать, что мама уже проснулась. Я слышал мамины шаги в коридоре наверху, и мои нервы натянулись. Мы с Джо встали одновременно, чувствуя, как нервное напряжение в комнате возрастало.
Джо тоже разнервничался. Он не успел рассказать маме, что я здесь, и я точно видел как паника появлялась на его лице. Кэтти стояла рядом с ним, держа за руку.
— Пап, почему бы тебе не подняться наверх и не поговорить с ней чуть-чуть. Расскажи ей о том, что Рид здесь. Ей точно не станет лучше, если она разнервничается здесь от шока. У неё сегодня хорошее самочувствие, поэтому не надо это исправлять, — голос Кэтти был спокойным и уверенным, но в тоже время и нежным. Очевидно, что она не сломалась под трудностями.
Джо оставил нас и пошёл, чтобы поговорить с женой, а Кэтти подошла и стала рядом со мной.
— Всё будет хорошо, Рид, — её успокаивающие слова никак не могли замедлить стук моего сердца. Как бы я хотел, чтобы Мэдди сейчас была здесь. Она бы смогла меня успокоить. В тот момент я понял, насколько много силы мне давала Мэдди, особенно когда мы объединялись и были вдвоём против всего мира.
* * *
Мы с Кэтти стояли и ждали, пока родители спустятся по лестнице, мне казалось, что прошла уже вечность. Услышав звон разбитого стакана, мы оба подпрыгнули от неожиданности. Я побежал к лестнице, а потом, перепрыгивая через две ступеньки, помчался наверх. Кэтти последовала за мной, на её лице можно было прочитать неподдельное беспокойство.
Дверь в ванную была приоткрыта и я увидел маму на полу, её грудь вздымалась от рыданий, пока она собирала осколки от стакана. Джо вбежал в ванную из соседней спальни, но мама из-за слёз, сначала даже не заметила ни Джо, ни меня. Мы с ним переглянулись, а затем посмотрели на пол ванной, где была мама. Он кивнул мне, отступая назад, намекая на то, что я должен быть тем, кто поговорит с ней.
Дверь в спальню медленно закрылась, слабый звук щелчка замка был едва слышен из-за рыданий мамы. Она стояла на коленях, но заметив, что я сажусь рядом с ней, тут же упала на пол. Её пальцы и колени были все в крови из-за разбитого стакана, где когда-то была вода, которую она хотела выпить буквально несколько минут назад. Увидев, как вода смешивалась с кровью, я пошатнулся. В тот же момент я вспомнил смерть Шейна, но впервые за всё время, смог просто не обращать на это внимание. Мне необходимо уметь игнорировать эти воспоминания, если я хочу двигаться дальше — вперёд.
Сдёрнув полотенце с держателя, я обмотал его вокруг её пальцев настолько нежно, насколько мог. Взяв две её руки в свою одну, второй рукой я поднял её подбородок, чтобы посмотреть матери в глаза. Она была худой, даже чересчур, щеки впадали, а скулы слишком выделялись. Моё сердце дало сбой, она не выглядела такой, какой я её помнил. Волосы были спрятаны под платком, а тело выглядело худым и хрупким. Она, действительно, умирала.
— Привет, мам, — мой голос дрожал от неуверенности.
Она сделала глубокий прерывистый вдох и посмотрела прямо в мои глаза. Её глаза блестели от слёз, но в них было и удивление. Не думаю, что мама вообще надеялась увидеть меня когда-то вновь. Честно говоря, я тоже думал, что больше никогда не увижу её.
— Привет, мой мальчик, — губы мамы изогнулись в удивлённой улыбке.
Мама всегда так называла меня, потому что я всегда для неё останусь ребёнком. На самом деле, изначально, она всегда называла меня «мой маленький мальчик», но сквозь года моё прозвище значительно сократилось. И я никогда не был против, до поры до времени, а если быть точным, то до средней школы. Однажды она назвала меня так при друзьях, и они потом издевались надо мной очень долго. И тогда мама пообещала больше никогда так меня не называть. Она сдержала своё слово, но только когда мы были не одни, но дома я всегда был для неё «её мальчик». Я ненавидел это прозвище и моя кровь закипала, когда друзья так дразнили меня, и где-то глубоко внутри я ненавидел свою маму за то, что она дала мне такое прозвище.
Но сейчас, когда мы сидели на полу, и я старался унять дрожь в её пальцах, пытаясь покончить со своим прошлым, я был рад снова услышать своё прозвище. Моё сердце наполнилось любовью, когда я услышал знакомые нотки из своего детства.
Я встал и протянул ей руки, чтобы помочь подняться.
— Давай, мам, вставай, приведём тебя в порядок, — она приняла мою помощь, взяв за руки. Я удивился, насколько мало мне пришлось приложить сил, чтобы поднять худое тело с пола. Я обнял её за плечи, помогая дойти до края ванны. Я прижал полотенце к ранам мамы, а потом отнял, чтобы проверить насколько сильным было кровотечение, похоже, кровь почти перестала идти.
— Придержи это, — я отдал ей полотенце, прижимая его к порезам. Я открыл аптечку, и достал медикаменты первой помощи, чтобы продезинфицировать раны.
После того как она перебинтовала порезы, а пол был вымыт, я сел рядом с ней, а она посмотрела на меня, не скрывая своего шока. Мы сидели неподвижно рядом друг с другом, даже не задумываясь о том, что бортик ванной не самое комфортабельное место для разговора. Было очевидно, что мы оба боялись хоть что-то сказать. И никто из нас не знал как нарушить тишину. Мы знали, что как только кто-то из нас что-то скажет, наши раны вскроются заново и будут обнажены. Поэтому, вместо того, чтобы столкнуться с нашим прошлым, мы просто сидели несколько минут, наслаждаясь тишиной перед штормом.
Когда моя задница начала неметь, я решил прервать тишину.
— Ты в порядке? Не думаю, что тебе необходимо будет накладывать швы, — я снова взял её руки в свои, осматривая их. Я понимал, что ничего не поменялось, но мне было необходимо хоть чем-то себя занять.
Она посмотрела на свои пальцы, будто тоже проверяя их состояние, но я точно мог сказать, что мама думала совершенно о другом.
— Всё будет в порядке. Бывало и похуже, — я понимал, что она не выбивала из меня чувство жалости или, наоборот, симпатии, из-за собственного состояния. Мама просто пыталась успокоить меня, она чувствовала себя недостойной этих слов. Я часто видел это же чувство в своих глазах, а сейчас оно плескалось в её взгляде.
Она задвигалась, ощущая дискомфорт, и спросила:
— Может, мы спустимся вниз? Кажется, что моя попа больше не выдержит этого испытания, — вот сейчас я видел перед собой свою маму — добрую и весёлую. До этого момента я даже и не осознавал, как скучал по ней.
Когда мы вышли из ванной, Джо ждал нас в коридоре. Он встал рядом с мамой и обнял её за талию, поддерживая. Аккуратно, стараясь не задеть бинты, он осмотрел пальцы жены и спросил: