— Что произошло, Бекка? — я никогда не слышал, чтобы кто-то так называл маму. Его голос был наполнен нежностью и любовью, именно с такими чувствами я произносил имя Мэдди.
Мама положила свою руку на него, и посмотрела в тёплые карие глаза мужа.
— Я в порядке, Джо. Когда ты зашёл в спальню, я налила себе стакан воды, пытаясь успокоиться перед встречей с Ридом, а он выскользнул у меня из рук. Мои руки настолько сильно тряслись, что я порезалась, когда пыталась собрать осколки.
Он только кивнул и аккуратно поцеловал её в щеку. Я никогда не видел, чтобы мой отец так нежно и мило вёл себя с мамой.
Пока Джо помогал ей сойти с лестницы, я не отходил от них ни на шаг. Я видел, насколько она была слабой, и как боролось с болью, делая каждый шаг.
Когда мы вновь вернулись в гостиную, мама села на диван, а Джо предложил нам что-то принести из кухни попить. Мама похлопала рукой по месту на диване рядом с собой, где я и устроился.
Джо вернулся с двумя стаканами воды и поставил их на столик перед нами. Кэтти вышла за ним из кухни.
— Мы с папой пойдём, сделаем несколько дел и, возможно, наконец-то, найдем ёлку, чтобы поставить здесь. Мы скоро вернёмся. Оставляем вас наедине, чтобы вы могли поговорить, — она подошла к маме и поцеловала её в макушку, а та дотянулась до её руки.
— Спасибо тебе большое, Кэтти. Спасибо за то, что ты вновь вернула его мне. Повеселитесь там, — мама улыбалась, пока Кэтти уходила от нас. Джо подмигнул маме и отправил ей воздушный поцелуй из другого конца комнаты, а потом развернулся и направился к двери.
Мама закинула ногу на ногу и подвинулась, с видимой болью, чтобы смотреть на меня. Я многое хотел рассказать ей, но видел, что она думала. Мама пыталась понять, что сказать мне, поэтому я дал ей несколько минут.
— Рид, мой мальчик, я… я должна извиниться перед тобой, — она посмотрела в сторону, а одинокая слеза скатилась по её щеке, — как бы я хотела повернуть время вспять, чтобы поменять очень много. И не важно, что я сейчас скажу, это всё равно не сможет изменить того, что меня не было рядом с тобой и твоим братом, когда я была так нужна вам. И я никогда не прощу себе того, что была такой ужасной матерью, когда вы, мои мальчики, так нуждались во мне.
Я хотел прервать её и сказать, что она не была плохой мамой, но правда была такова, что в те месяцы — после смерти Шейна, и года, когда ни разу не говорила со мной, мама была такой. Она была ужасной мамой, но сейчас было не время указывать на её вину. Я прикусил язык и проглотил свои ненавистные обвинения.
Она взяла себя в руки и прокашлялась.
— Я дала Шейну понять, что не люблю его. Как же я жалею об этом. Это самая большая моя ошибка в жизни. Я люблю вас, мои мальчики, каждой клеточкой своего тела. После того, как умер Шейн, я никогда не должна была позволить уйти тебе. Я была слабой и трусливой тогда, — она сделала глубокий вдох, пытаясь возобладать над своими эмоциями, — просто тогда для меня было легче скорбеть в одиночестве, чем сражаться, — мама потянулась, чтобы взять салфетку из коробки, которая стояла на кофейном столике. Было видно, что она сражалась сама с собой прежде, чем сказала следующие слова. Распрямляя плечи и выравнивая спину, она ещё раз взглянула прямо мне в глаза.
— Пожалуйста, поверь мне, именно я несу полную ответственность за то, что сделала… и за то, что не сделала, но тогда было очень много других обстоятельств. Твой папа был не очень хорошим мужчиной, — такое признание никак не шокировало меня. Папы никогда не было рядом, пока я рос, и даже когда он был, то всегда говорил нам, что мы делаем всё не так: неправильно бросаем мяч, не очень быстро бежим, недостаточно мужественные. Я всегда думал, что ужасно вёл себя по отношению к другим, именно из-за влияния его действий и слов на мою жизнь.
Она пыталась собрать силы в кулак, вот теперь мама собиралась сказать мне самое важное.
— Всё началось задолго до того как вы родились. Он начал унижать и оскорблять меня, практически, как только мы начали встречаться. Я до сих пор не понимаю, почему с ним продолжала встречаться. У меня всегда было недостаточно внутренней силы, чтобы противостоять ему, поэтому вашему отцу не понадобилось слишком много времени, чтобы сломать меня полностью. К тому времени, когда мы поженились, он уже смог меня убедить, что я дура и полное ничтожество. Столько лет я пыталась понять, почему же он тогда оставался со мной. Если он ненавидел меня настолько сильно, почему всё сильнее привязывал к себе? Я пыталась сделать его счастливым. Действительно, пыталась. Я пробовала стать такой, какой он хотел меня видеть, и в процессе этого, потеряла саму себя. Единственное время, когда я чувствовала себя самой собой — когда была рядом с тобой и Шейном.
Едва заметная улыбка появилась на её губах, когда она вспоминала приятные моменты из прошлого.
— Вы, мои мальчики, всегда видели лучшее во мне. Господи, как же я вас люблю. Я по сей день люблю вас больше, чем небо. Даже не смотря на то, что не заслуживаю вашей любви, я никогда не переставала вас любить, даже на секунду.
Я сидел в шоке без слов. Я всегда знал, что мой отец был полным ничтожеством. Он выбрал работу, а не семью, и никогда не интересовался ни Шейном, ни мной, но я никогда не видел, как он издевался над мамой.
— Но я не понимаю, мам. Я никогда не видел, чтобы он относился так к тебе. Как это могло продолжаться все семнадцать лет моей жизни, а я даже ничего не замечал?
— Вы были ещё маленькими. И для вас с Шейном мир был наполнен грязью, червяками и бейсболом. А к тому времени, когда вы выросли, чтобы начать что-то замечать, я уже была настолько сломлена, что просто делала то, что мне говорил ваш отец. А как дополнительный бонус, — она саркастически улыбнулась, — он редко бывал дома к тому времени, когда вы немного подросли. Он всегда был в командировках, как же я любила эти дни. Тогда мой мир сужался до вас с Шейном, и я могла быть собой. Я надеюсь, что именно такой мамой ты меня помнил, — её голос стал слабее, и она становилась всё более уставшей. Я уверен, что этот разговор забирал у неё слишком много сил.
Я знал, что она права. Именно такой я её и помнил, но сейчас, узнав такое о своём отце, я так же заметил то, что она пыталась скрыть. Мама была сломленной и лишенной духа женщиной.
Настал черёд задать тот вопрос, которого я так боялся, но который больше не мог сдерживать.
— Если ты утверждаешь, что любишь нас настолько сильно, то почему же разрешила отцу выставить Шейна прочь? Почему не спасла его? Зачем позволила мне отречься от тебя, после его смерти? Почему позволила мне уйти? — мой голос становился всё громче, по мере того, как я не мог больше сдерживать свою обиду и злость.
Она дотянулась до моей руки, делая глубокий вдох, перед ответом на многочисленные вопросы.
— Милый, я люблю тебя. Не смотря на то, что произошло тогда и произойдёт сейчас, я всегда буду любить тебя, — когда я посмотрел ей в глаза, то мог точно сказать, что она говорила правду. Всё тело мамы было наполнено смертью, но её глаза светились от любви, которую мамы всегда отдают своим детям.
— После того как мы узнали, что Шейн гей, чему, кстати говоря, я не была удивлена, — нежно улыбаясь, она добавила: — Вы, ребята, всегда были уверены, что хорошо умеете хранить тайны от меня, но есть такие вещи, которые мама сразу замечает. Той ночью, после того как ты заснул, я поднялась в вашу комнату, чтобы поговорить с Шейном. Я сказала ему, что уйду вместе с ним. Я рассказала ему всё про твоего отца и как хочу сбежать от него. Я пообещала Шейну, что мы начнём всё заново — втроём, — слёзы покатились по её щекам, когда она вспоминала как потеряла всё.
Моё горло сдавило, а руки начали дрожать. Я ждал пять лет, чтобы услышать эти слова от неё, и понять, что она тоже боролась за нас.
— Я сказала Шейну, что мы встретимся дома, после того как он придёт из школы, а твой отец ещё не вернётся с работы. Я так не хотела идти на работу, но мне надо было сказать им, что я увольняюсь. Я не хотела, чтобы кто-то беспокоился из-за того, что я пропала. Тогда, впервые за свою жизнь, я почувствовала, что скоро буду счастливой, что буду свободной. А потом… — Её голос превратился в рыдания, вспоминая то, что произошло на следующий день. Я подвинулся к ней и крепко обнял. Она была хрупкой и на минуту мне показалось, что я раздавлю её. Она плакала у меня на груди, а я пытался успокоить её, когда-то у меня было точно такое же состояние. И поэтому я знал, что единственное, что я мог сейчас сделать, это дать ей выплакаться.