— Господи. Скажи мне, каково это — ощущать мой член в своей заднице.
— Нет, — визжу я. Его рука шлёпает меня по заду. — Я чувствую… Твою… Полноту…
— Он заставляет тебя хотеть кончить?
— Да.
— Не уверен, стоит ли мне позволить тебе.
— Пожалуйста, — говорю я. — Пожалуйста, Кельвин.
Ещё один шлепок следует до того, как он перекатывается на меня. Его крепкая хватка остаётся на моём плече, пока он вколачивается в меня, прижимая к полу тазовыми костями. Он такой горячий, когда кончает в мою задницу, стоная с закрытым ртом в мои волосы.
Моё тело трясёт, когда с шипением он выходит из меня. Моя раскрытая задница горячая в тех местах, где он ударил меня, и холодная, где не трогал, но мне едва удаётся дышать.
Он встаёт, и я морщусь, когда переворачиваюсь. Сдвигаюсь, чтобы поправить подвязки или снять их, но потом просто смотрю вверх на Кельвина. Он абсолютно во всём мой господин. Он владеет мной целиком и полностью, и мысль об этом вселяет в меня страх. Его джинсы расстёгнуты ровно настолько, чтобы они могли висеть на бёдрах, а на шее и лбу у него блестит пот. Рукава его свитера всё ещё обыденно подвёрнуты — поразительно и невозмутимо.
— Кельвин?
Он вздрагивает в движении и застёгивает штаны.
— Оставайся здесь.
— Куда ты идёшь?
— На улицу. Положи ладони на пол и согни колени.
— Но я… Липкая. Мне нужно привести себя в порядок.
— Думаю, шлепки понравились тебе больше, чем ты себе это позволяешь почувствовать.
Я сжимаю губы в линию.
— Ладно, — мягко произношу.
Я кладу ладони на пол и принимаю позу.
— Не двигайся.
Он уходит через дверь, и в комнате становится холоднее. Когда на меня опускается тревога, оргазм, который я почти ощутила, угасает. Мысли соревнуются в голове, и я снова становлюсь девочкой из поместья. Его игрушкой. Но сейчас, спустя время без всего этого, я могу признать, что происходящее, как ничто иное, сносит мне крышу. Мне не нравится, что он оставляет меня одну на жёстком полу. Я поднимаю голову, оглядываясь вокруг, будто где-то есть подсказка, куда он ушёл на самом деле. Я даже не рядом со спальней, поскольку мы сделали всего несколько шагов от входной двери. Опускаю голову и жду. Сперма вытекает из моего ануса, создавая мокрое пятно на полу.
Луна просто огромная. Кровь стекает на поверхность воды тонкими струйками. Жар такой выразительный. Я поднимаю пальцы из воды, и моя ладонь покрывается крохотными кровавыми пузырьками.
Открываю глаза и чувствую горячее дыхание на своей шее.
— Кейтлин, проснись.
Я стону от боли в теле и оглядываюсь в темноте. Надо мной массивное тело, с силой прижимающее мои руки к бокам, и я ёрзаю, когда твёрдость упирается между моих ног.
— Ненавижу то, что ты почти всё проспала, — шепчет Кельвин мне на ухо. Он сдвигается, разводя мои бёдра, чтобы можно было подобраться ближе. Я сухая, и мне больно, когда он проталкивается в меня. — Это мог бы быть кто угодно, — продолжает он напротив моей кожи. Моя киска быстро согревает его, увлажняясь и принимая всю длину. — Любой больной ублюдок мог вломиться сюда и найти полуголую тебя на полу. Лечь на тебя и изнасиловать, — я стону, когда его бёдра сдвигаются назад и вколачиваются в меня. Он поднимает голову и смотрит на меня. — Я ненавижу мысль об этом, воробушек.
Хочу освободиться и коснуться его. Его голос звучит практически с грустью. Я пытаюсь запрокинуть голову и поцеловать его. Он не открывает для меня рот, поэтому я шепчу у его губ:
— Никто не может завладеть мной. Я принадлежу тебе. И знаю, что ты убьёшь любого, если кто-то попытается ко мне прикоснуться.
Он выдыхает горячий воздух в моё ухо, и моя спина выгибается на полу. Мы кончаем одновременно, и непонятно, где оргазм начинается или заканчивается. Когда он кончает, меня трясёт от интенсивности и от нахождения в одном и том же положении на протяжении такого продолжительного времени. Кельвин целует мой живот, пока не достигает местечка над краем платьем. Стягивает чулки к моим коленям, а потом вниз к ступням. Я опускаю взгляд, наблюдая за тем, как он целует красную отметину под моей татуировкой. Его руки жёстко массируют моё тело. Чувство, что он обо мне заботится, даже лучше чувства освобождения.
— Куда ты уходил? — спрашиваю я, голос хриплый и слабый.
— Нужно было подумать. Я не знаю, что творю, — произносит он возле моей ноги.
Своими свободными руками я могу прикоснуться к его волосам — жест, который всегда притягивает меня к нему.
— Это неправильно, — отвечает он.
— Нет, неправда, — возражаю я тотчас.
— Я люблю иметь тебя именно так: полностью беззащитной и униженной до крайности. Ты бы видела, как смотришь на меня, когда сидишь так. Будто я всё, что ты видишь.