— Нет. Не прощу.
— Ну, значит, не простишь. Альс твой вот тоже. Не простил.
Он пожал плечами. Подумал немножко и, выхватив ее из кресла, прижал к себе, впился в рот, грубо, жадно.
На поцелуй она не ответила. Только закрыла глаза и ждала — когда отпустят, очевидно.
Не отпустил. Оторвался от губ, пахнущих бренди и слезами, прижался к виску, погладил спину, запоминая каждый изгиб, каждую тонкую косточку.
— Это тоже не простишь, Дани? Ты… — запнулся, сглотнул подкатившую к горлу горечь скверны. Потерся губами об ушко. — Ладно, обойдусь. Плевать. Мне не привыкать быть злодеем.
Она молчала. Терпела. Как кукла. А он все не мог ее отпустить, и почему-то очень хотел объяснить, рассказать — чтобы никаких тайн…
— Ты просто выслушай, ладно? — Он погладил ее по голове. — Можешь не отвечать, не прощать, как хочешь. Ты только… нельзя тебе умирать, Дани. Мне можно, я старик. А Кзти вчера принесла дневники командоров, там Дункан писал. Про Стражей, про Архидемона. Он не хотел тебя призывать в орден, знаешь? Ему пришлось, потому что некого больше было. Это я виноват, не поговорил с ним, злился, ревновал тебя. Дурак старый. Если б знал… Я сам должен все исправить, Дани. Столько ошибок. Столько смертей. Если еще и ты, это слишком…
— А как я буду? Без тебя?
Она всхлипнула, уперлась ему руку в грудь.
— Ты же мог сказать! Мог сказать сразу! А не так. Я же верила, что ты мне… что мы… Я тебе так и написала, когда мы уехали к Эамону. А ты мне не доверяешь. Пусти, не надо держать. Я так не хочу!..
— Написала? — Он поймал ее за руку, прижал к щеке. — Я не мог сразу. Собрание же было. И Хоу. И обед этот клятый. Благородные ушастые сэры, дери их…
— А ты не получил, да? Ты не получил мою записку? — Дани опустила глаза, вздохнула. — Я понимаю. Только… — она запнулась. — А как теперь, мой лорд?
— Теперь… как скажешь, Дани. Только ты сразу скажи, хорошо? Если не хочешь, я не буду держать.
— Я тебя очень люблю, мой лорд. Очень. И… все, что ты захочешь. Правда.
Она прижалась, подставила губы…
И тут кто-то кашлянул и постучал в дверь. Не отпуская Дани, Логейн обернулся, нахмурился.
На него сощурила недобрые желтые глаза молодая женщина. Очень красивая и очень раздетая. Осмотрела его оценивающе — как мабари. Облизнулась. И, наконец, проговорила:
— О, так не нужно опасаться. Не враг я вам, и одного добра желаю.
Дани резко обернулась. Удивленно зашипела.
— Морриган! Что ты здесь делаешь?..
Логейн мог бы сказать, и что она делает, и куда ей пойти, но было бы слишком… э… по-солдатски прямо. Но вот чего он сам делать не собирался, так это отпускать Дани и отвлекаться на ведьму. Даже если это та самая дочь Флемет.
Ведьма покосилась на него насмешливо.
— Вам помешать я не хотела. Но разговор есть очень важный. Мне ведомо, что победитель Страж душою должен за победу расплатиться. Могу помочь я избежать того.
Дани дернулась и замерла. Обернулась к нему, уставилась едва ли не с отчаянием.
Проглотив все, что думает о ведьмах, их предложениях, и особенно о предложениях Ведьмы Пустошей, Логейн кивнул.
— Мы слушаем.
— Ритуал, — протянула ведьма. Осмотрела его еще раз, довольно кивнула сами себе и еще раз облизнула губы. — Под покровом ночи исполнен должен быть. Коль понесу ребенка я от Стража, то Бога Древнего душа войдет в дитя. И уцелеют все.
Ритуал? Дитя?! Кажется, он все же напился. До зеленых гарлоков и бешеных ведьм.
— Э… — выдавил он вместо рвущейся с языка порции мата. — Дани, твоя подруга всегда так шутит?
— Морри… — Дани сглотнула. — Ты… серьезно?..
Ведьма улыбнулась одними губами.
— Тебя я стала другом называть, хоть то и редкость. Лгать тебе не стала б. Спасенье ваше в Ритуале древнем. Или король, иль этот воин пусть со мной возлягут. И живы будут, коль на то решатся.
Таким дураком Логейн не чувствовал себя лет с тринадцати, когда его застукали подглядывающим за девицами в реке. Нет, пожалуй, сейчас все было куда хуже. Потому что он никак не мог поверить, что это всерьез, и что все его метания, страдания и идиотский героизм были зря.
— Нам с Дани надо это обсудить.
Ведьма кивнула.
— Пусть так, я подожду в ее покоях.
Ведьма вышла, прикрыв за собой дверь. А Логейн все стоял дурак дураком, не зная, что сказать. То есть как сказать… то есть… дерьмо!
Данира вывернулась из его рук, отступила на шаг. Забралась обратно в кресло и уставилась настороженно.
— Ты согласишься, правда?..
Логейн вздохнул. Тоскливо глянул на пустую бутылку. Еще более тоскливо — в окно. Снова — на Дани.