— Будешь пить? — спросил он шлюху, подвигая к ней один из стоящих на столе бокалов. «Тех самых», разбитых Мэриком об камин, чтоб фейерверк и весело. Девицы, помнится, визжали, Брайс хохотал, Хоу аплодировал, а сам Логейн был слишком занят юбками сидящей у него на коленях девицы. Помнится, беленькой. И, помнится, он тогда в самом деле славно повеселился. Девица попалась свеженькая, с огоньком. Не то, что эта. Или он сам… — Не хочешь водки? Санга, дай девушке, что она любит.
Маман что-то принесла, девица выпила. Логейн смотрел на нее и пытался вспомнить: как это, когда фейерверк, весело и все шлюхи красивы. Вместо того перед глазами плыл другой камин, и тонкие росчерки шрамов на нежной коже, и руки с длинными, в мозолях, пальцами, и стыдливо раздвинутые колени…
Он схватился за кружку, опрокинул в себя. Водка ухнула внутрь, обожгла.
Прислушался: полегчало?
Нет. Ни легкости, ни веселья, ни фейерверка. И девица — совсем не Дани.
А, к демонам, подумал он и, выхлебав вторую кружку в два глотка, взял девицу за руку и повел в задние комнаты.
Все они одинаковы, твердил он себе, задирая девице юбки. Ничем не отличаются, повторял, щупая тощие бедра в алых подвязках. Не о чем тут думать, просто закрыть глаза и забыться. Он имеет право немного отвлечься. Не думать о ней… проклятье! Да не думать же!
Шлюха пробормотала что-то похабное, погладила его едва шевельнувшийся член и опустилась на колени, вывалила груди из корсажа…
Что было дальше, Логейн забыл. Тут же. Потому что помнить такое, — чужое тело, водку, тоску и снова водку, — не нужно. И повторять не нужно. Уж лучше еще одну ночь просидеть над картами, прикидывая, как скоро моровая орда доберется до Денерима, и останется ли к тому времени в Ферелдене хоть тысяча солдат.
* 20 *
Редклиф Дани не любила. С детства. Возможно оттого, что эрл Эамон был похож на старого подлого лиса из сказок, а может — потому что замок эрла был холодным, сырым, а слуги — тихими и запуганными.
В последний раз она была здесь почти восемь лет назад, но если в Редклифе что-то и изменилось, то исключительно в худшую сторону.
"Мор виноват", – старательно думала Дани, не глядя на землю в черных моровых коростах, на скрюченные деревья по обочинам.
Где-то далеко выли моровые твари — но к дороге, к счастью, не выходили.
Эрл выехал встречать Стражей к деревне. В точности такой, каким Дани его запомнила — благообразный, седенький, улыбчивый. С добрым лицом любящего дедушки.
А позади него смотрели на Стражей крестьяне: отощавшие, голодные, напуганные ипотерявшие всякую надежду. Дани сглотнула, соскочила на землю и пошла к ним. Подбодрить и успокоить. Нашла в сумке остатки взятой в дорогу еды — отдала детям.
Эрл за спиной разливался соловьем: кажется, клятвенно обещал оказать любую помощь в избавлении от гнусного предателя Логейна и низложении интриганки Аноры.
— Меня тошнит от этого... дядюшки, — пожаловалась Дани Алистеру поздно вечером, когда они собрались в покоях, отведенных принцу и только после того, как Зевран проверил все стены, окна и дверь, и заверил, что разговор никто не подслушает. — Неужели он считает нас непроходимыми идиотами?
Вместо Алистера отозвалась Морриган:
— Ваш дядюшка заврался. Но будет нам полезен. Лжеца легко поймать в тенета правды.
— Согласен. — Альс кивнул. — В смысле, что заврался. Но вот что легко? Дядюшка всегда был скользкой сволочью. Интересно, почему он прячет Изольду? Неужели миледи до сих пор не способна не корчиться при виде меня?
Морриган фыркнула и отвернулась обратно к окну.
— Стоит быть поосторжнее, — буркнула Дани. — Он точно замышляет какую-то пакость, или я не Кусланд. Не улыбайтесь так, я не имею в виду "пакость вообще". Что касается Изольды, то неплохо было бы это узнать. Зев, ты не мог бы обследовать замок?
Зевран согласно дернул ухом, подумал немножко, что-то шепнул на ушко Лель и получив кивок и невинно-светлую улыбку в ответ, добавил:
— Мы осмотрим тут все. Попозже.
— Дядюшка любит хранить всякое интересное в холле перед библиотекой, — задумчиво сказал Альс. — Там такая эльфийская собака с обломанным носом...