Эрик покосился на агентов, что слушали их разговор, но ни один мускул не дрогнул на их лицах.
— А теперь что? Мы оба проиграли. И всё потому, что твоя мамаша не захотела играть по правилам.
— Но Андреа тут не причём. Пожалуйста, отпусти её. Она и так пострадала из-за меня…
— Черта с два! Сначала, пусть твоя мамаша признается в том, что сфабриковала против меня обвинение! И сделает это на национальном телевидении, а после, я готов сотрудничать по передачи тебе твоей красотки.
Он снова посмотрел на агентов, что жестом показывали ему тянуть время.
— Если я поговорю с матерью, при тебе, на второй линии, ты дашь мне услышать Энди?
— Нет. Я сказал, что мне нужно. И пусть сенатор поторопится, если ей дорога жизнь и здоровье будущей невестки.
И бросил трубку.
— Что ж, мистер Фрилинг, — сказал ему один из агентов. — Вы держались молодцом.
— Что дальше? Как вы планируете обезвредить его?!
— Нам доложили, что он закрыл жалюзи, так что не представляется возможности его видеть. Или он сдастся, или он сам впустит нашего человека в палату. Для этого только нужно подготовить почву, убедить его, что вашей девушке необходима помощь и к ней придет медсестра — наш агент. Брать штурмом — крайняя мера. И мы сделаем все, чтобы избежать её.
Эрик побледнел и вновь посмотрел на свой телефон, на котором высвечивались несколько пропущенных вызовов от матери.
— Я поговорю с сенатором, — произнес он, и нажал на кнопку вызова, но линия оказалась занята.
Правая половина лица все еще горела от пощечины альбиноса. Энди давилась слезами, зажав себе рот — она боялась привлечь внимание своего захватчика малейшим звуком. Фокс, тем временем, сидел в самом дальнем углу комнаты и нервно грыз ногти, глядя в одну точку, покачиваясь.
Он обдумывал, что же скажет сенатору, когда та позвонит. Потребовать самолет и сто миллионов долларов, как в каком-нибудь кино, и свалить в страну, не выдающую преступников? В любом случае, тюрьма ему обеспечена, даже если мамаша Эрика и признается в том, что она его оклеветала. Не сидеть ему в Капитолии и не занимать более пост декана MIT. Сенатор раздавила его, и самое паршивое было то, что большую часть грязной работы он сделал сейчас сам, когда выстрелил в потолок и привлек всеобщее внимание.
— Твою мать. Твою мать! — заныл альбинос, хватаясь за голову.
Он посмотрел на девушку и его лицо исказилось ненавистью. Он резко подъехал к ней на стуле, отчего Энди еще больше вжалась в кровать. Он вновь приставил ей пистолет ко лбу, отчего она испуганно замычала себе в ладонь и зажмурилась.
— Все из-за тебя, маленькая дрянь, — зашипел он у самого её лица. — Думала ли сама, что когда-нибудь из-за такого ничтожества как ты, пришедшего из ниоткуда, будет столько шума? Знала ведь, с кем трахаться? За Картером, как за каменной стеной, смотри как его мамаша все устроила, лишь бы защитить тебя с ним! Из-за тебя моя жизнь разрушена!
Гневная речь Фокса, вызванная ничем иным, как отчаянием, возымела совершенно иной эффект. Энди открыла глаза и убрала руку ото рта. Взгляд девушки сейчас больше напоминал взгляд загнанного в угол зверя — полное отражение эмоций мужчины, отчего тому стало не по себе.
— Может я и ничтожество, но свою жизнь ты разрушил сам, больной ты ублюдок, — произнесла она твердым голосом, хотя всё внутри нее дрожало.
Мартин оскалился и больно надавил пистолетом в кожу девушки. Но это продлилось лишь несколько мгновений, так как его телефон вновь зазвонил. Он убрал оружие и посмотрел на входящий звонок. Звонила сенатор Гордон-Картер.
25
— Добрый день сенатор. — Он попытался придать своему голосу властность. — Вы, наконец, соизволили позвонить мне. Не хорошо заставлять меня ждать. Неужели вам не жаль малютку Энди?
— Я решила поговорить с вами лично, Мартин. — Тон женщины был ледяным, будто её совсем не волновало то, что он держит в заложниках девушку её сына. — Что вы хотите взамен её свободы?
— Я хочу мою жизнь назад! — крикнул мужчина. — Хочу, чтобы вы признались публично в том, что оклеветали меня!
— Вы же понимаете, что это не спасет вас от тюрьмы? — спокойно уточнила у него Лилиан. — Вы сами прославили себя тем, что захватили заложницу, в этом я не смогу вам помочь. Но вы можете помочь себе сами. Сдавайтесь и отпустите бедную девочку.
— Нееет, сенатор, — ехидно протянул Фокс. — Так дело не пойдет. Если я и пойду ко дну, то утяну вас за собой. Сначала вы признаетесь в том, что сфабриковали мое обвинение, и тогда я готов отдать сладкую мисс Донован вашему дорогому Эрику.