Сенатора это вполне удовлетворило. Она дала задание детективу Сивер организовать какой-нибудь благотворительный фонд, куда можно было незаметно перевести деньги, которые девочка могла бы использовать на оплату учёбы. Ни она, ни Эрик не должны были узнать происхождение этих денег, так же, как не узнать о том, что она лично попросила доктора Бергмана заняться девушкой.
Единственное, что огорчало сенатора, это то, что её сын в итоге никогда не станет во главе фирмы.
Лилиан вздохнула.
«Что ж», — думала она, — «За всё приходится платить. Но могло быть и хуже».
Но на самом деле, сколько бы женщина не утешала себя тем, что она сделала всё что могла, её не отпускало тяжелое чувство необратимости.
Можно ли было этого всего избежать? Что было, если бы она не стала говорить с девушкой?
Она уже убедилась, что Андреа была невиновна, и что она тоже жертва мерзкой игры Фокса, который теперь уже, наверно, жарился в Аду с чертями.
Если она была уверенна в этом тогда, можно было ли этого избежать?
32
Сенатор тяжело вздохнула. Она прекрасно знала, как опасны такие мысли, но ничего не могла с собой поделать. Материнское сердце выло, хоть она и считала, что сделала всё возможное, чтобы уберечь своего ребенка от беды. Но у неё ничего не получилось, Лилиан не могла перестать думать: из-за кого? Из-за Фокса, который оказался тем еще психопатом, или из-за её собственных действий?
Женщина нажала на кнопку внутренней связи. В динамике стационарного телефона послышались гудки. Спустя несколько долгих мгновений, трубку подняли:
— Да, госпожа Гордон?
— Дженни, пожалуйста, принесите ко мне в кабинет аспирин и стакан воды. Благодарю. — не дав домработнице ответить, она отключилась.
Спустя пять минут в дверь постучали. В кабинет вошла её домработница, сенатор сделала движение рукой куда поставить обезболивающее и воду.
Потянувшись за спасительной пилюлей, Лилиан услышала, что где-то на столе, в куче бумаг, вибрирует её личный мобильник. Сердце женщины радостно подпрыгнуло — может это Эрик?
Но спустя несколько мгновений звук прекратился. Она принялась лихорадочно сметать все бумаги на пол, чтобы уже найти этот чертов телефон. Как только он упал в её поле зрения, сенатор схватила сотовый, на ходу разблокировав его. Увидев имя звонившего, она замерла, а затем медленно опустилась обратно в кожаное кресло, не сводя глаз с экрана телефона.
4 ноября, 11.34 p.m, Бостонский Медицинский центр
Энди лежала в своей кровати и глядела в потолок, что освещал прикроватный ночник. Страшно хотелось перевернуться на бок и свернуться калачиком, но это было невозможно. Ей было еще слишком больно лежать на прооперированном бедре, а на другой, «здоровой» стороне, мешал аппарат Илизарова.
Сейчас девушка чувствовала себя как никогда жалкой. Она даже не могла лечь на бок, как ей хотелось. Её тело ей больше не подчинялось.
От осознания собственной никчёмности к горлу подступил горький ком. От свинцовой тяжести, надавившей на грудь, стало трудно дышать. Андреа заставила себя протяжно выдохнуть, чтобы не разреветься, и тем самым не разбудить Эрика, что спал рядом в кресле-кровати. Она украдкой взглянула на спящего мужчину.
Его голова упала на грудь, а волосы закрывали лицо, но открывали кончики оттопыренных ушей. Смотрелось так мило, что на секунду она улыбнулась, позабыв о всех горестях. Но это было лишь на миг.
Отравляющие мысли вновь пробрались в её голову, расползаясь, как спрут. О том, что она теперь инвалид со шрамами на теле, о том, что её репутация уничтожена. О том, что её выгонят из MIT после стольких трудов, которые стоили ей туда поступить и учиться, урывая драгоценное время у сна, и всё из-за чего? Из-за какой-то чертовой книжки, в которую она записывала свои сокровенные тайны о нём, и которую он отобрал, а она пробралась в его кабинет рискуя всем, в том числе и здоровьем.
«Лучше бы я упала тогда», — подумала Энди, — «Свернула бы себе шею и ничего бы этого не было».
Что теперь с ними будет? Эрика уже, скорее всего, уволили из MIT, хотя он не говорил об этом. Её сто процентов уже исключили, просто медлят с оповещением из-за её состояния. Что они будут делать дальше? Самое главное, что она будет делать дальше?
Андреа вспомнила слова Фокса в тот день, когда вызвал её к себе, чтобы шантажировать:
«Подумайте о себе. У Фрилинга и его матери есть связи и их инвестиционная компания. У вас же нет ничего. Вы пришли из ниоткуда. Вы никто. Вспомните, каких трудов вам стоило поступить сюда, будет жаль вот так вот всё потерять в один момент.»