И с укрепленного архангелами валаЯ город озирал на чудной высоте.В стенах акрополя печаль меня снедалаПо русском имени и русской красоте.
Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,Где реют голуби в горячей синеве,Что православные крюки поет черница:Успенье нежное – Флоренция в Москве.
И пятиглавые московские соборыС их итальянскою и русскою душойНапоминают мне – явление Авроры,Но с русским именем и в шубке меховой.
«На розвальнях, уложенных соломой…»
На розвальнях, уложенных соломой,Едва прикрытые рогожей роковой,От Воробьевых гор до церковки знакомойМы ехали огромною Москвой.
А в Угличе играют дети в бабкиИ пахнет хлеб, оставленный в печи.По улицам меня везут без шапки,И теплятся в часовне три свечи.
Не три свечи горели, а три встречи –Одну из них сам Бог благословил,Четвертой не бывать, а Рим далече –И никогда он Рима не любил.
Ныряли сани в черные ухабы,И возвращался с гульбища народ.Худые мужики и злые бабыПереминались у ворот.
Сырая даль от птичьих стай чернела,И связанные руки затекли;Царевича везут, немеет страшно тело –И рыжую солому подожгли.
«О, этот воздух, смутой пьяный…»
О, этот воздух, смутой пьяныйНа черной площади Кремля!Качают шаткий «мир» смутьяны,Тревожно пахнут тополя.
Соборов восковые лики,Колоколов дремучий лес,Как бы разбойник безъязыкийВ стропилах каменных исчез.
А в запечатанных соборах,Где и прохладно, и темно,Как в нежных глиняных амфорах,Играет русское вино.
Успенский, дивно округленный,Весь удивленье райских дуг,И Благовещенский – зеленый,И, мнится, заворкует вдруг,
Архангельский и ВоскресеньяПросвечивают, как ладонь, –Повсюду скрытое горенье,В кувшинах спрятанный огонь…
‹Петрополь›
1.
Мне холодно. Прозрачная веснаВ зеленый пух Петрополь одевает,Но, как медуза, невская волнаМне отвращенье легкое внушает.По набережной северной рекиАвтомобилей мчатся светляки,Летят стрекозы и жуки стальные,Мерцают звезд булавки золотые,Но никакие звезды не убьютМорской воды тяжелый изумруд.
2.
В Петрополе прозрачном мы умрем,Где властвует над нами Прозерпина.Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,И каждый час нам смертная година.
Богиня моря, грозная Афина,Сними могучий каменный шелом.В Петрополе прозрачном мы умрем, –Здесь царствуешь не ты, а Прозерпина.
«Не веря воскресенья чуду…»
Не веря воскресенья чуду,На кладбище гуляли мы,– Ты знаешь, мне земля повсюдуНапоминает те холмы……………………….……………………….Где обрывается РоссияНад морем черным и глухим.
От монастырских косогоровШирокий убегает луг.Мне от владимирских просторовТак не хотелося на юг,Но в этой темной, деревяннойИ юроди́вой слободеС такой монашкою туманнойОстаться – значит, быть беде.
Целую локоть загорелыйИ лба кусочек восковой,Я знаю: он остался белыйПод смуглой прядью золотой.Целую кисть, где от браслетаЕще белеет полоса.Тавриды пламенное летоТворит такие чудеса.
Как скоро ты смуглянкой сталаИ к Спасу бедному пришла,Не отрываясь целовала,А гордою в Москве была.Нам остается только имя:Чудесный звук, на долгий срок.Прими ж ладонями моимиПересыпаемый песок.
«Эта ночь непоправима…»
Эта ночь непоправима,А у вас еще светло!У ворот ЕрусалимаСолнце черное взошло.
Солнце желтое страшнее –Баю-баюшки-баю –В светлом храме иудеиХоронили мать мою.
Благодати не имеяИ священства лишены,В светлом храме иудеиОтпевали прах жены.
И над матерью звенелиГолоса израильтян.Я проснулся в колыбели,Черным солнцем осиян.
«Собирались эллины войною…»
Собирались эллины войноюНа прелестный остров Саламин –Он, отторгнут вражеской рукою,Виден был из гавани Афин.