— А что, такое бывает? — спросил Фаулер, аккуратно раскладывая свои игрушечные деньги пачками по достоинству купюр.
— Знал бы кто, что они там научились делать, — сказал Пинарио, задумчиво бродивший по комнате. — Так вы кончили баловаться или нет?
— Почти, — мрачно ответил Уайзман.
— А говорю я это потому, — продолжал Пинарио, — что их уже осталось только пять. Процесс ускоряется. На первого ушла целая неделя, а на седьмого — какой-то час. Не удивлюсь, если оставшиеся исчезнут часа за два, все пятеро.
— Ну вот и кончили, — провозгласил Фаулер. Он получил последнюю акцию и последний доллар. Позвоню я все-таки военным, пусть проверят эту крепость. — Уайзман поднялся из-за стола, оставив Фаулера упиваться своими сокровищами. — А эта игра просто до последней запятой содрана с нашей же родной земной «Монополии».
— А может, они просто не знают, — вступился за ганимедцев Фаулер, — что у нас уже есть такая игра, правда под другим названием.
По всеобщему согласию «Синдром» разрешили к ввозу, о чем и были поставлены в известность импортеры. Уайзман позвонил из своего кабинета в Министерство обороны и объяснил дежурному, что ему нужно.
— Эксперт будет у вас в самое ближайшее время, — сообщил невозмутимый голос с другого конца провода. — А вам стоило бы до его приезда оставить объект в покое.
Остро чувствуя свою никчемность, Уайзман поблагодарил дежурного и повесил трубку. Они так и не сумели разобраться в этой игре в солдатики и свалили свою работу на других.
Долгожданным специалистом по бомбам оказался совсем еще молодой, коротко стриженный парень в самом обыкновенном комбинезоне, без всякой там непробиваемой брони; расставляя свою аппаратуру, он дружелюбно улыбался окружающим.
— Первым делом, — сказал он, осмотрев крепость, — нужно бы отсоединить выводы батареи. Или, если вас такое больше устраивает, позволим этой штуке закончить свой цикл, а затем отсоединим выводы, пока ничего не случилось. Другими словами, дадим последним подвижным элементам проникнуть в крепость и сразу вырвем провода. А тогда уже, в спокойной обстановке, вскроем эту штуку и посмотрим, что у нее там внутри делается.
— А это вполне безопасно? — с сомнением поинтересовался Уайзман.
— Думаю, да, — улыбнулся бомбовед. — Я не обнаружил ни малейших признаков радиоактивности.
Вооружившись самыми обыкновенными кусачками, он сел на пол рядом с задней стеной неприступной цитадели.
Солдатиков оставалось только трое.
— Теперь уже скоро, — самым веселым голосом обрадовал их юный эксперт.
Через пятнадцать минут один из троих подполз к основанию крепости, отвинтил себе голову, руку, ноги, тело и по кусочку исчез в гостеприимно открывшемся проеме.
— Осталось два, — констатировал Фаулер. Через десять минут та же судьба постигла еще одного пластикового героя.
Четверо живых людей переглянулись.
— Уже совсем скоро, — сказал Пинарио с нервной хрипотцой в голосе.
Последний воин погибшей армии пробирался к крепости. Вокруг него сыпались снаряды, но он неустрашимо двигался к цели.
— Из статистических соображений, — прервал становившееся невыносимым молчание Уайзман, — можно было бы ожидать, что промежуток времени будет увеличиваться — ведь противников становится меньше и ей все легче и легче наблюдать за ними, отгонять их или убивать. Все должно было начаться быстро, потом пойти медленнее, и в конце концов последний солдатик должен бы потратить по крайней мере месяц на попытки…
— Стихните, пожалуйста, — тихим рассудительным голосом сказал сапер. И добавил вежливо: — Если не возражаете.
Последний солдатик подобрался к основанию крепости. Он начал разбирать себя на части — в точности, как и все предыдущие.
— Вы там кусачки свои приготовьте, — почти проскрипел Пинарио.
Части солдатского тела одна за другой исчезали в крепости. Проем начал закрываться. Послышалось гудение, глухое сперва, но быстро нараставшее, становившееся все пронзительнее; внутри что-то происходило.
— Скорее, ради бога, — закричал Фаулер.
Юный эксперт сомкнул кусачки на положительном выводе батареи. Сверкнула ослепительная вспышка, и сапера отбросило в сторону.
— Ни хрена себе, — с уважением пробормотал сапер, ошалело ощупывая пол в поисках вылетевшего из руки инструмента. — Заземлился, похоже.
— Да вы же держались за корпус! — Пинарио торопливо выхватил у него из-под рук кусачки и присел на корточки. — Может, носовым платком обернуть, — сказал он через мгновение, отдернув руку от батареи и судорожно ощупывая карманы. — Есть у кого-нибудь чем обернуть эту штуку? А то ведь зашибет насмерть. Кто его знает, сколько там… Дай мне, — решительно вмешался Уайзман. Оттолкнув Пинарио в сторону, он вырвал у него кусачки и сомкнул их на проводе.
— Поздно, — невозмутимо произнес Фаулер.
Уайзман еле расслышал голос начальника, его голову пронизало надсадное, монотонное гудение. Попытка заткнуть уши оказалась тщетной — исходящее от крепости гудение даже не стало тише, оно словно проникало сквозь кости черепа. «Слишком долго мы тянули, — подумал он. — И теперь эта штука сделает с нами что захочет. Она выиграла потому, что нас было слишком много, мы мешали друг другу…»
— Поздравляю, — сказал появившийся прямо внутри его головы голос. — Упорством и силой духа ты победил.
Уайзмана охватило умиротворяющее чувство достигнутого успеха.
— Трудности были огромны, — продолжал голос. — Любой другой сдался бы перед ними.
Теперь он знал, что все в порядке, они ошибались.
— Сделанное тобой сегодня — только начало, — пообещал голос. — Ты можешь делать такое и дальше, всю свою жизнь. Ты можешь справиться с любыми трудностями и любыми противниками. Ведь мир, если разобраться, совсем не такое уж страшное место…
«Это точно, — усмехнулся он про себя. — И нечего было так суетиться».
— Ведь все они — самые обыкновенные люди. — Голос убаюкивал, обволакивал, буквально лез в душу. — Так что хотя ты и один, личность против толпы, бояться тебе нечего. Просто выжди время и не беспокойся.
— Не буду, — сказал он вслух. Гудение смолкло, а вместе с ним и голос.
— Вот и все, — сказал Фаулер после долгого молчания.
— Я что-то не понимаю, — откликнулся Пинарио.
— Именно это она и должна была делать, — объяснил Уайзман. — Ведь это — психотерапевтическая игрушка. Она помогает ребенку обрести уверенность в своих силах. Отрывание рук и ног у солдатиков, — ухмыльнулся он, — устраняет барьер между ним и внешним миром. Он становится частью этого мира. И таким вот образом покоряет его.
— Так, значит, она безвредна, — подытожил Фаулер.
— А вся эта суета была ни к чему, — проворчал Пинарио. — Простите, что устроили вам лишнюю работу, — повернулся он к саперу.
Крепость тем временем распахнула ворота, и оттуда бодро вышли все двенадцать пропавших было без вести воинов — живые и невредимые. Цикл окончился, можно было снова приниматься за нелегкий ратный труд.
— А все-таки я ее не разрешу, — неожиданно сказал Уайзман.
— Чего? — удивился Пинарио. — Почему?
— Не верю я этой штуке. Слишком она хитрая для такой простой задачи.
— Объясните, — нахмурился Фаулер. А нечего тут и объяснять, — сказал У айзман. — Перед нами на редкость хитроумное устройство. И — нате вам, оно всего-то и умеет, что разбирать себя и собирать. Должно быть что-то еще, хотя мы пока и не сумели…
— Она же психотерапевтическая, — вставил Пинарио.
— Знаете, Леон, делайте, как считаете нужным, — решил Фаулер. — Есть у вас сомнения — не разрешайте. Лишняя осторожность не помешает.
— Может, я и не прав, — объяснил Уайзман, — но из головы не идет мысль — для чего же ее придумали? И я чувствую, что мы этого так и не узнали.
— И этот самый ковбойский костюм, — добавил Пинарио. — Его тоже нельзя разрешать.
— Только настольную игру, — сказал Уайзман. — «Синдром» или как ее там.
Наклонившись, он следил за солдатиками, упорно продвигавшимися к крепости. Облачко дыма, еще и еще… перебежками, ложные атаки, осторожные упорядоченные отступления…