— Далеко едешь? — спросил Рик.
— До самого Чикаго. Конечно же, — смущенно улыбнулся парень, — я совсем не ожидаю, что вы подвезете меня так далеко. Сколько ни провезете — за все спасибо. А куда вы сами едете? — вопросительно посмотрел он на Рика.
— Куда угодно, — ответил Рик. — Если хочешь — поедем в Чикаго.
— Это же двести миль!
— Вот и чудесно, — сказал Рик. Он вывел машину на крайнюю левую полосу и прибавил скорость. — Если хочешь в Нью-Йорк — отвезу в Нью-Йорк.
— Вы не против? — Парень неловко заерзал на сиденье. — Я, конечно, очень благодарен, что вы меня взяли… — Он замялся. — Я хотел сказать, не надо вам из-за меня ехать куда-то в сторону.
Рик сосредоточенно глядел на дорогу, его руки крепко сжимали баранку.
— Только я еду быстро. Я не буду ни тормозить, ни останавливаться.
— Вы поаккуратнее, — нервно предостерег парень. — Не хотелось бы попасть в аварию.
— Беспокоиться буду я.
— Но ведь это опасно. А вдруг что-нибудь случится? Чересчур рискованно.
— Вот тут-то ты и ошибаешься, — мрачно пробормотал Рик, не отрывая глаз от дороги. — Это стоит риска.
— Но если что-нибудь выйдет не так… — Голос неуверенно смолк, а затем продолжил: — Там же можно затеряться. Это так просто. Все так неустойчиво… — Голос дрожал от страха и беспокойства. — Прошу тебя, Рик…
— Откуда ты знаешь мое имя? — рывком повернулся Рик.
Словно лишившись всех костей, тело парня бесформенной грудой навалилось на дверцу машины. Лицо его таяло, плавилось, казалось еще немного — и оно сольется в ровную однородную массу.
— Я хочу вернуться, — говорил он откуда-то изнутри себя, — только я боюсь. Ты его не видел — этот промежуток между мирами. Там нет ничего, кроме энергии, Рик. Давным-давно Он научился ею пользоваться, но теперь никто не знает как.
Голос изменился, теперь он звучал ясно, звонко. Ярко-рыжие волосы стали каштановыми. На Рика испуганно глядели большие серые глаза. Судорожно вцепившись в баранку, он пригнулся вперед, в мозгу осталась одна мысль — только не шевелиться, только не сделать неверного движения. Постепенно напряжение спало, Рик уменьшил скорость и перевел машину в крайний правый ряд.
— Мы останавливаемся? — спросила сидящая рядом с ним фигура; теперь это был голос Сильвии. Подобно новорожденному насекомому, только что появившемуся из личинки и подсыхающему на солнце, фигура твердела, начинала обживать действительность. Сильвия выпрямилась, поглядела в окно. — Где мы? Мы между какими-то городами.
Резко затормозив, Рик перегнулся через нее и рывком распахнул дверь.
— Выходи!
— Как это? — непонимающе посмотрела Сильвия. — В чем дело, Рик? Что-нибудь случилось?
— Выходи!
— Я не понимаю, Рик. — Сильвия развернулась к двери, ее ноги коснулись бетона шоссе. — Что-нибудь с машиной? Я думала, теперь все хорошо.
Осторожно подтолкнув ее, Рик захлопнул дверцу, резко рванул с места в густой — как и всегда по утрам — поток машин. Позади осталась маленькая фигурка, неуверенно поднимавшаяся на ноги, обиженная и потрясенная. Усилием воли он заставил себя отвести взгляд от зеркала заднего обзора и до упора вдавил педаль газа.
Рик включил приемник, но услышал только треск и вой помех. Немного покрутив ручку, он поймал какую-то сильную станцию. Тихий, удивленный голос. Женский голос. Сперва слова были непонятны, но затем, разобрав их и узнав, он в ужасе щелкнул выключателем. Ее голос. Бормочущий просьбы и извинения. Где эта станция? Чикаго. Значит, круг добрался и туда.
Рик поехал медленнее. Спешить нет смысла. Граница обогнала его и движется дальше. Канзасские фермы — покосившиеся магазинчики маленьких городков на берегу Миссисипи — унылые, блеклые улицы промышленных городов Новой Англии — и везде кишат сероглазые женщины с каштановыми волосами.
А потом круг пересечет океан. Вскоре он охватит весь мир. Странно будет выглядеть Африка. Туземные поселки, а в них — белокожие женщины, абсолютно одинаковые, и все они заняты первобытными работами — охотятся, собирают фрукты, растирают в ступках зерно, свежуют дичь. Разжигают костры, плетут грубые ткани, трудолюбиво мастерят острые как бритва ножи.
А Китай… против воли он улыбнулся. Там она будет выглядеть весьма пикантно. В строгом костюме со стоячим воротничком, почти монашеском одеянии молодых коммунистов. Парад, шествующий по центральным улицам Пекина. Шеренга за шеренгой длинноногих, полногрудых девушек с тяжелыми русскими автоматами. А также с лопатами, заступами, кирками. Солдаты в матерчатых ботинках, колонна за колонной. Рабочие, движущиеся почти бегом, с инструментами в руках. А над всеми ними, на высокой разукрашенной трибуне — еще одна неотличимая от остальных фигура, рука, такая знакомая, изящная, поднята в приветствии, нежное, прекрасное лицо застыло тупой деревянной маской. Он свернул на боковую дорогу и уже через пару минут ехал по тому же шоссе назад, ехал медленно, безразлично.
Перекресток. Дорожный полицейский, пробирающийся к нему, петляя среди остановившихся машин. Рик сидел, вцепившись руками в баранку, сидел прямо, как истукан, и тупо ждал.
— Рик, — моляще прошептала она в открытое окно машины. — Ведь теперь все хорошо, правда?
— Конечно, — безразлично ответил он.
Она просунула руку в окно и осторожно потрогала его локоть. Такая знакомая ладонь — тонкие пальцы, красный лак ногтей.
— Я очень хочу быть с тобой. Ведь мы снова вместе? Ведь я вернулась?
— Конечно.
Она грустно покачала головой.
— Я ничего не понимаю. Я думала, теперь опять все в порядке.
Он рванул с места. Перекресток остался позади. Время шло уже к вечеру. Рик совершенно выдохся, его качало от усталости. Механически, не очень понимая, что делает, он ехал в свой город. Она толпилась на улицах, она была вездесуща. Рик подъехал к своему дому и вышел из машины.
В вестибюле стоял дворник; Рик узнал его по грязной тряпке в руке, большой швабре и ведру опилок.
— Рик, — сказала она, — скажи мне, в чем дело? Пожалуйста, скажи. Не глядя, Рик прошел мимо, но она его догнала.
— Я вернулась, Рик. — В голосе ее звучало отчаяние. — Разве ты не понимаешь? Они взяли меня слишком рано, а потом отправили назад. Это была ошибка. И я никогда не буду больше их звать, это все в прошлом. — Она шла за ним по вестибюлю к лестнице. — Я никогда их больше не позову.
Рик начал подниматься по лестнице. Секунду Сильвия стояла в нерешительности, а потом села на нижнюю ступеньку и вся сжалась — крохотная фигурка в грубой рабочей одежде и огромных подкованных ботинках.
Он вошел в свою квартиру. За окном густо-синее небо, крыши соседних домов ослепительно сверкают, словно расплавленные вечерним солнцем.
Его тело нестерпимо ныло. Спотыкаясь, он пробрался в ванную — найти ее было крайне трудно, все вокруг казалось чужим и незнакомым. Он наполнил раковину горячей водой, закатал рукава, вымыл руки и лицо. От воды шел пар. Затем Рик поднял глаза.
И увидел в зеркале заплаканное лицо. Рассмотреть отражение было трудно — оно словно текло, переливалось. Серые глаза блестят ужасом. Мелко дрожащие яркие губы, жилка, отчаянно пульсирующая на горле, мягкие каштановые волосы. Какоето время это лицо обескураженно глядело на себя, а затем стоящая у раковины девушка начала вытираться.
Она повернулась, вышла из ванной и направилась в гостиную, еле передвигая ноги. Постояв некоторое время в недоумении, она упала в кресло и закрыла глаза, чуть живая от усталости и тоски.
— Рик, — прерывающийся голос был полон мольбы и отчаяния. — Помоги мне, пожалуйста. Постарайся. Я ведь вернулась, правда?
В полном замешательстве она несколько раз встряхнула головой.
— Ну, пожалуйста, Рик, я ведь думала, что теперь все в порядке.
РУУГ
— Рууг! — сказал пес. Он стоял у забора, положив лапы на верхнюю планку, и осматривался.
Через открытую калитку во двор вбежал рууг.
Утреннее солнце не успело еще толком подняться, воздух оставался серым и стылым, а стены дома — влажными от покрывшей их за ночь росы. Осматриваясь, пес слегка приоткрыл пасть, когти больших черных лап крепко вцепились в деревянный брусок.