«Что я делаю. Подавляю насильно свою совесть! Нет так нельзя!»
Алекс в отчаянии ткнулся лицом в подушку.
«Все доводы за то, чтобы оставить чемоданчик себе, а совесть говорит об обратном. Но может я закостенел? Может эти сигналы совести, уже потеряли свое былое значение? Раньше я всегда прислушивался к ним, а сейчас? Я — меняюсь, может и концепция совести поменялась?!»
Алекс размышлял серьезно как никогда!
«Ведь Фло, действительно, не понесет никаких потерь, кроме нескольких памятных ей безделушек, а мне эти деньги будут как нельзя кстати. Накануне я решил их отдать потому, что пришлось бы многим поступиться в себе, но теперь? Даже подозрение на меня не упадет. Все обстоятельства в небесных сферах сложились так…» — второй толчок в груди был примерно в десять раз слабее предыдущего, и если сознательно не обратить на него внимания, остался бы неощутим. — «…сложились так, что деньги должны были оказаться у меня!».
Ряд мыслей приобрел стройность. «В принципе, наверное, надо оставить драгоценности у себя. По-моему, я буду выглядеть глупо, вернув их после всего, что узнал. Фло, небось, посмотрит на меня как на дурачка и скажет: «Эээ… Спасибо, Эл! А мои адвокаты уже оформляют страховку». И опять взглянет непонимающим взглядом. Еще и не сообщит, что драгоценности нашлись, и получит страховку! Вот бизнес! На моей доброте заработает…».
«Стоп! Опять трогаешь Флоренцию?! Готов просто унизить человека ни за что. Да и вообще, что за дурная привычка думать за других! Думай за себя!».
Алекс встал, приготовил себе поесть. Его смущало, что, несмотря на логику его размышлений, что-то мешало ему утвердиться в своем решении окончательно. Создавалось впечатление, что если он не отдаст находку, то в нем произойдет какая-то, еще ему неизвестная, но необратимая перемена. Может хорошая, а может… Именно эта безвестность и пугала его. Ведь поменявшись, он может и не заметить этой перемены! А даже если заметит, то обратной дороги не будет, это он понимал абсолютно ясно. Существуют же фатальные выборы, приводящие к саморазрушению. Это он уже знал. А вдруг это именно такой выбор?
Сейчас он относительно счастлив. Не считая того, что у него нет второй половинки (по которой он соскучился до боли), его жизнь течет плавно вперед и вверх. А будет ли так, если он присвоит себе чужие деньги? Пускай даже это не нанесет материальный, а лишь моральный ущерб Флоренции?
Стилейн, правда, однозначно выказал свое отношение к ситуации: «Работаешь, работаешь и вдруг…украли…подонки…» Но что Стилейн? Он просто переживает за свою подругу и, наверняка, бывшую любовницу.
«Так что же делать!? Ладно, сегодня отгул, отдохну, подумаю и, решу. Хотя чего тут думать, надо оставлять у себя…», — снова толчок противоречия, уже совсем незаметный.
Алекс вздохнул, собрался и вышел из дома, решив сходить в кино перед тем, как лечь спать.
Позже, перед сном, моясь в душе, Алекс еще не принял окончательного решения. Из-за так и не утихшего внутреннего противоречия, он непрерывно задавал себя вопрос:
«Что делать? Что делать?».
Мягкий атлас одеяла прохладой накрыл тело, оставив в голове мысль о том, что утро вечера мудренее…
Глава 5
— Герберт, куда ты собрался? — звонкий, родной голос матери. — Скоро обед!
— Я не буду, ма! — прокричал подросток в бриджах и подтяжках, поверх клетчатой рубахи, перескакивая через три ступеньки по лестнице, идущей со второго этажа. — Пойду, погуляю с Энн и друзьями.
— Герберт, постой! Герберт! А как же твои уроки для колледжа? — уже в быстро удаляющуюся спину. — Ты только знаешь, что гулять! Совсем забросил учебу!
Хлопок двери. Безвольно опустившиеся руки, понурившаяся голова красивой женщины в длинном платье, взгляд в окно в след стремительно удаляющейся фигуре.
«Совсем от рук отбился», — подумала женщина. «Что с ним случилось? Какая-то бешеная самоуверенность. Вроде не хамит, но очень высокомерно, как-то разговаривает. И ведь только три месяца назад это началось!
Совсем забросил свою учебу. Учителя в недоумении. Ведь по литературе и языку у мальчика такие способности! Все сочинения и литературные работы на высшем уровне, а для ученика — просто талантливые! Правда сам Герберт серьезно к своим успехам не относится, говорит, что это у него само собой получается, и заниматься в жизни он литературой не собирается.
«Есть более интересные занятия», — говорит он, — «которые позволяют быстро разбогатеть и стать независимым». На попытки переубедить его только усмехается и делает непроницаемое лицо».