* * *
Хуй сломался от оргазма,ты взялась его чинить,изменять его окраскуи размер величины.
Облизав его слегкаи погладив по головке,ты от похоти слегла,хуй же встал от сей уловки.
* * *
Манна небесная авиапочтымне раскрывалась конвертом, как почкой,
я поглощал из него содержанье,провозглашая веселое ржанье.
Мне сообщалось о горе и счастьи,письма читал я за воблой и щами,
рядом присутствовала колбаса.Ну, а потом я ответы писал.
В них, незабвенных, сияло желанье,чистое, словно в зажаренной Жанне,
мокрое, словно бордовый тампон,скользкое, словно дрочимый тромбон.
* * *
Забавно дев сопротивленье.А я сражаюсь против лени
сопротивленье подавитья жаждой плоти плодовит!
Сначала ноги сжаты плотно,потом в объятьи тесном, потном,
они расходятся, как в бракемуж и жена, устав от драки.
Они расходятся с разбега,и зарожденье человека
ознаменуется потомкровями, водами — потоп.
Я в нём плыву, подобно Ною,от одиночества не ною.
* * *
Я разбудил в тебе зверюшку,во мне же зверь не засыпал,ты искусала всю подушку,пока оргазм я зазывал.
Ты завывала. Прозевала,что ночь прошла, в которой мысошлись у книжного развала,как у развалин той тюрьмы,
где нас в неволе разводили.Потом в суде нас разводили.
* * *
В тебя проскользнуть и скользить,пока не забудется сколькопришлось прямоты исказить,чтоб стало не сухо, а скользко.
Одежда прозрачна для глазмоих, и с поличным — приличья,чем кончится, знаю, рассказ,мораль измордована притчей.
Тебя я увидел насквозь,вот матка, а вот яйцеклеткасозрела всегда на авосьглядишь, и закапает с ветки
ведь жарко, весна потекла,и все скоротечно любилиодежду вина, из стекла,всю выпив, бездумно разбили.
Губам без помады зардеть,ногам баснословно разжаться.Мужчине от страсти твердеть,а женщине в ней разжижаться.
* * *
Между ног, между губ, между стеноквот где хуй проводил бы свой век,чтоб не мучиться мелкостью темок,что себе навязал человек.
Что наука? Что даже искусство,коль горит предо мною пизда,от которой становится вкусно,и понятно, что жизнь — неспроста.
* * *
Жаль, если женщина хочет прерватьмой неизменно восторженный вопльлишь потому, что мой Тибр и Евфратрай окружают, в который притопал
я, столько вех миновав и девах,всех возлюбя и любовь ненавидялишь потому, что я, щедрый в дарах,славу свою сквозь толпу ясновидел.
Женщины вяли, морщинились, шлив старость, которой не знал и не ведал,в прошлое, в коем лишь жидкие щи,вещие сны да скончание света.
Новые женщины с кожей, как фрукт,мясо-молочные, с центром капустнымсамозабвенно по-старому врутчтоб им во чреве до времени пусто.
* * *
Две женщины любви изъяты из мечтаний,богинями они казались издали.Но вот издал я крик в издательстве желанийи ягоду прыща в объятьях раздавил.
Одна предстала мне юродивой табачной,другая оказалась вестницей дерьма.Эффект лица к лицу, привычный и типичный,ударил по лицу, разрушив закрома
ума, которым я тщеславился, храбрился,а был он, как всегда, подвержен той мечте,что шла от Бога, а не от каприза,которая оттащит от карниза,под коим лев с ручищей на мяче.
* * *
Все они, лишь под хмельком кончающие,с комплексами, глупостью и фобиями,женские свои права качающие,производных не своих любя, а опиума.
Все они, влюбленные в вибраторы,а себя секретно ненавидящие,возомнившие себя ораторами,вякающие идейки нищие.
Сколько развелось их, недоёбанных,истеричных, злых, с намеком подленьким.Жаль гарем, где подавали подданных,поддававших верно задом потненьким.
* * *
Царь природы размножался в неволе,царь зверей же не хотел — оскорблялся.Первый — строем проходил под конвоем,а второй — от клетки обособлялся.
Хоть на царство их и не выбирали,царь природы сторонился законоввырождаясь в клетке и умирая,но хоть с музыкой плодящихся стонов.
* * *
О порнография — прекрасная графав анкете для измученных мечтаний,которых наняла на труд строфа,без оговорок и без замечаний.
Графа лишь истиной заполнена была,что и до гласности, до рождества Христовавсегда горела, никогда — дотла,для всех была желанная обнова.
Но вдруг везде возникли лекарядуши, они же инженеры. Вторгшись ранью,они мечту сажали в лагеря,пытали ложью, холодом, моралью.
Когда же выплыл реабилитанси сексуальных революций крови,мы пересели в старый тарантаси затряслись по направленью к нови.
* * *
Мне грустно оттого, что вазелин тебенеобходим, поскольку ты шершава.Мой скипетр у тебя в руке, у пальчиков в гурьбе,в моей руке пизда, как царская держава.
Я чувствую себя владыкою чудеспоскольку ты была мужчиною недавно.Но сук отрублен, и чем дальше в лес,тем больше кровь кипит у фифы-Фавна.
* * *
Мне нужна пизда под боком,чтоб задумчиво писать,ходит каждая под Богом,но не все они подстать
той мечте моей бессмертной,о которой я скулю.Я манкирую беседой,и надежды не сулю,
бабе, падкой на словечкиили денежки, увы.Пусть сочатся, словно свечкиот огня моей любви.
* * *
Звоню одной, которой не звонилдней эдак шестьдесят.С ней некто, кто ебёт. И я, Зоил,эссе, как квинтэссенцию досад,
строчу. Потом звоню другой пизде— заполнена килой.И я кропаю стих о пустоте,верней, о полой щели половой.
Где вы, желанные, влажнещие вмиг?Всю прячетесь меж ног?Не любите, что я к вам напрямик,что стыд и остальное превозмог,
Ну, что же, с вами мне не по пути,раз не приводит в Рим,где похоть — это тот же аппетит,что мы не хлебом — зрелищем творим.
* * *
Пока не обесчещёны,не требуют почету.Сопротивлялись женщины,не поддаваясь счету.
Всё мало их, сочащихсясквозь пальцы и вообще.Любви учить учащихсяпродажности — вотще.
* * *
Я помню впечатленье первое,когда увидел эту стерву я.Она, с тяжелым подбородком,и с пухлой талией короткой,
белела блядскою улыбкой,и представлялась мне голубкой,которой в этой жизни зыбкойбез пестика печально, ступке.
И потому она готоваскакать на мне, как та Годива,но эта телом, как корова,и для меня сие не диво.