То бабою Ягою в ступеили на курьих ножках в срубе,она пыхтела самоваром,опорожняясь самосвалом.
Всю это было много позже,когда я годик с неё пожил.А до того дрянного временией не хватало только семени,
которым я был переполнен,как исполин, который боленлетальной жаждой разрушенья,летевший в бездну размноженья.
* * *
Человек, предельно юный,без надежды на успех,он пускал на женщин слюни,гладя их курчавый мех.
Он стареть не собирался,он по-прежнему желал,чтобы в небе оперялсяоблаков девятый вал.
Одержимый воздержаньем,всяк противен был ему.Заполнял он звучным ржаньемнедоступное уму.
Ошарашенные людиобходили стороной.Ну, а он, пуская слюни,пел привет стране родной,
потому что языкастымон был только для страны,где читательские кастыинтеллектом не дурны.
Так и жил он, незаметноперекрикнув океан,с бурями аплодисментов.Бурю выдержал стакан.
* * *
Я не спрошу: «За что?»,Но я спрошу: «Зачем?»,когда мой Бог сочтет,что время мне врачей
созвать вокруг себяконсилиумом силы,что с жадностью собакза мясо укусили.
Cпрошу: «Какой же смыслв дурных переживаньях,застопоривших мысль,замедливших жеванье?»
И мне откроет Бог,не истину, а суть,где я в бараний рогхоть скручен, но не жуть
мной овладеет — нет!а радость оттого,что мною мир воспет,звенящий тетивой
Амура, что не Бог,а богочеловечек,народы между ногпозором изувечил.
Бог оживил менядо самой смерти дальней,и не залил огняв священном храме спальни.
* * *
К любой мне хочется прилипнутьили прильнуть, или прилечь,снять кружевную пелеринус безумных бёдер, с гордых плеч.
Как грустно мне, что недоступномне ваших бёдер большинство,что брать вас силою — подсудно,что грех в вас видеть Божество.
Без ваших жизней междустрочных,без ваших маленьких смертейни жизни мне, ни смерти. Точнокак вам — ни крови, ни детей.
* * *
Меня пизда волнует больше смерти,наверно потому, что в ней и жизнь,и смерть. Она мой облик метити миру кажет, крикнув, покажись!
И я послушно строчками являюсь,а в них — она, властительница дум.Нет, не в ногах, я между ног валяюсьвымаливая крупный план их, zoom.
* * *
Хоть Бога правота неоспорима,но как подчас печальна правотаразлуки с той, что прячется незримо,до времени, пониже живота.
О, как она была прекрасна и влажна,как жаждала меня, как восторгалась!Её хозяйка восседала так важна,в самовлюбленном ритме возгоралась.
Ты взгляд не отводила, ты светилав ночи знакомства нашего луной,которая приливом нас сводилакоторая за губы нас схватилаи намертво их склеила слюной.
Но ты не пожелала продолженья,лишь запах твой заночевал со мной.Любовный пир я кончил пораженьем.С победой, Пирр! Спи мирно под луной.
* * *
Сколько мужчин у тебя за спинойслитно пристраивались и сновали,снова тебя растравляя на вой,тело в покое не оставляли?
Ты же лежала и видела сон,глупый такой, но ужасно приятный,я колыхался с тобой в унисон,и от тебя свою счастье не прятал
там, у тебя за спиной. Глаз за глазвзглядом держался, следя за подъёмомнашим, вскарабкавшимся на оргазм.Но оказалось виденье подъёбом.
* * *
Ты на мне прискакала к оргазмуи свалилась в объятья мои.Подытожив последнюю спазму,ты призналась мне в вечной любви.
Я тебя понимал — наслажденьеоткрывает нам вечности вид.И коль мы ей пошли в услуженье,стать с ней схожею страсть норовит.
* * *
Жизнь идет умирающеот пизды до пизды.И народ, суть марающий,расставляет посты,
чтоб замолк утопающий.Чтоб пока не почил,жизнь прошла подобающенезаметно почти.
* * *
Я с ней совокупился только раз,но и его достаточно мне было,чтобы влюбиться в вызванный экстаз,которым нас обоих затопило.
Без преувеличений — это чудо,что с нами неожиданно стряслось.Я чувствовал, что я в тебе покуда,привычный мир пускается в разнос.
Ты жадная, на мне, желанью угождая,перемещалась медленно и вскользь,я, своему оргазму мыслью угрожая,отпугивал его, пока не полилось
твою взыванье к Богу, в благодарностьза полное забвение стыда,пристыженного за его коварность,исчезнувшего в спазмах без следа.
* * *
Она принадлежала мне, как миг,который длился крохотную вечность.Она ушла, как жизнь, и напрямикмне показала вечности увечность.
Свершившейся мечтой ты, голая, была,ты — всё, что я желал в тот миг необычайный.Хоть миг исчез, я вне его пылал,всю той же силой страсти изначальной.
Мы разомкнулись, чудеса познав,мы разошлись, распались на частицы.Но в каждой, что твоя, посеян мой состав,и миг придет, и вновь он воспалится.
И ты объявишься, появишься извнеи обоймёшь меня своим пространством.И миг, сродни той вечности во мне,заставит к жизни отнестись пристрастно.
* * *
Я на участке круга, где любовьуже прошла, ещё не возродилась.Приду в кафе, где мы договорилисьсчитать друг друга за большой улов.
О дне соитья мы не торговалисьсегодня? — предлагаю. — По рукам.Цена — любовь. Мы лишь по ней сверялись.И прибыль поделили пополам.
Да, прибыло полку твоих любовников,а мой гарем украсился тобой.Но не надолго — полк твоих разбойников,в моем гареме учинил разбой.
И ты теперь с каким-то быстро скачешьпо кругу, на участке торжества,и я пишу о том, как много значишьты для меня, а я — для Божества.
* * *
Прожиточный минимум женщинсумел для себя раздобыть.Среди развороченных трещинмне печь удалось растопить.
Всем телом я к ним прижимался,и жаром я дрожь усмирял.Надолго я к ним приживалсяи время по счастью сверял.
Я еле держался на гранисвоих безобидных страстей,и было обидно от дряни,ложащейся рядом в постель.
Поэзии производитель!Мечтания провозгласи!О женщина, пиздоноситель,ты к Богу меня вознеси.
* * *
Увидев хуй, пизда пускает слюни.Пизду узрев, навытяжку встал хуйчесть отдаёт — к чему она? Как плюнети разотрет. А ты губами жуй,
двупарными, моё парное семя,пропитывайся им до мутных глаз,в которых приостановилось время,и вдруг забилось судорогой в нас.