Все библейские чудеса, творимые не Богом, а его посланниками, я подразделяю на три группы:
1) чудеса подлога: непорочное зачатие, вознесение.
2) чудеса трюкачеств: горящие кусты и огненные столбы, кормление хлебами, излечение бесноватых и т. д. (советскому народу в каждый очередной период борьбы с алкоголизмом так не хватает Христа, чтобы он воду превращал в вино.)
3) чудеса пророчеств, которые под силу и простым смертным, ибо пророчества высказываются в такой туманной форме, что будущие события, каковы бы они ни были, могут быть интерпретированы как исполнение этих пророчеств.
Непорочное зачатие феноменологически видится мне не чудом, а феноменальной глупостью, подобной материализму наизнанку, который утверждает, что живая материя возникла из неживой с помощью обезьяньей эволюции.
Все «трюкаческие» библейские чудеса, типа хождения по водам или манны небесной, наивны до недоумения и лишь иллюстрируют уровень человеческого воображения своего времени.
Помню, когда мне было лет шесть, я видел подобное чудо в цирке, когда фокусник делал яичницу на плите, без всякого огня или какого-либо видимого источника тепла. Оказалось, что это была микроволновая печка, никому тогда не известная в Союзе. Но продемонстрируй этот трюк Сталин, и его бы провозгласили не просто отцом народов, но и Богом-отцом народов.
Итак, без чудес уверовать невозможно, но библейские чудеса для меня чудесами не являются. Возникает вопрос, обязательно ли нужен кто-либо в образе человека, будь то ангел или иной посланник Божий, чтобы сотворить чудо?
По счастью, чудес вокруг не счесть, но они остаются не замечаемыми людьми.
Я имею в виду жизнь в нас и вокруг нас. Мне очевидно, что повсеместные чудеса в жизни являются посланниками Бога, и поэтому искать или просить чего-то большего является лишь свидетельством слепоты и неблагодарности людей.
Самым великим Божьим чудом является именно «порочное» зачатие. И превыше этого чуда придумать ничего невозможно. Легенда о непорочном зачатии есть не что иное как богохульство.
Можно преклоняться перед чудесами сна, мышления, заживления, памяти, несмотря на панибратское отношение к ним науки — всё это чудеса сверхчеловеческого калибра, которыми мы пренебрегаем и придумываем чего попроще, вроде, как накормить одним хлебом тыщу человек. Ну, не смешно ли?
Люди, дивящиеся радуге, ближе к поклонению Богу, чем те, кто поклоняются Христу, потому что радуга — это одно из чудес Бога, несмотря на научную «понятность» этого явления. Тогда как божественность Христа это выдумка человека, которую в советской терминологии можно было бы назвать культом личности Христа. Разве мало звёздного неба, чтобы уверовать в Бога? Нет, людям надо чудо горящего куста.
Я не ратую за пантеизм, я не утверждаю, что природа есть Бог, я лишь полагаю, что природа и её явления нам есть чудеса Божии.
Людям недостаточно Божьих чудес, потому что они всегда под рукой, и люди измышляют свои собственные. Умы их поглощаются выдумкой и отвлекают душу от восторгов чудесами, дарованных нам Богом.
Чудеса надо искать не в сверхъестественном, а в естественном. Впрочем, в естественном и искать-то не надо — а надо только внимательно посмотреть на себя и всю окружающее — во всем сверкает непостижимое чудо. И наука дана нам, наверное, для того, чтобы мы постоянно убеждались, наблюдая за ней, насколько она бессильна исчерпывающе объяснить природу. Дурная бесконечность познания и указывает нам на свою беспомощность, ибо тайны природы будут раскрыты нам не в постижимых и бессчётных законах науки, а только в откровении смерти. Пока же мы живы, нам дано дивиться этим тайнам.
Выдумав чудо, человек приписывает ему преступление законов природы. Но законы природы установлены Богом и свято им соблюдаются. Законы эти и есть чудеса. И когда человек встречается с явлением, не подпадающим под действие известных ему законов, он порывается назвать это чудом. Иначе говоря, всё, что выходит за пределы человеческого знания, заносится человеком в категорию чуда. Тогда как именно то, что человек уже познал и является чудом, ибо несмотря на понятый закон того или иного явления, мы не вправе полагать, что явление это исчерпано нашим пониманием, ибо через некоторое время мы непременно обнаруживаем, что оно глубже, чем мы только что себе представляли.
Человек же, в своем стремлении нарушить законы, придумывает чудеса и это преступно, ибо он пытается преступить закон, установленный Богом. Более того, человек проецирует своё желание преступления на Бога, приписывая ему чудеса, которые человек сам состряпал. Но воображение человеческое ничтожно, по сравнению с фантазией Бога, проявленной в законах природы, им установленных. Поэтому по Сеньке — шапка: чуть человек начинает описывать чудо, якобы свершенное Богом, то есть нечто сверхъестественное, как сразу видны уши человекообразного осла по исконной глупости всех чудес, которые напридумал человек и приписал их Богу. Так что любое утверждение о чуде, творимом человекоподобным существом, есть хуление, а не восхваление Бога.
Поиск чудес, сверхъестественного, является, по сути своей, атеизмом, ибо стремится заменить Божии чудеса бытия человеческой фантазией, преображающей реальные чудеса в плоские события, которые открывают вид на пустынный ландшафт многих человеческих душ. Все иудейские чудеса, типа Моисеевских, отражают ту же слепоту народа по отношению к повсеместным чудесам Бога и принимающего Бога только тогда, когда он ударяет их, якобы, чудом по голове. Но Богу нет дела до чудес человеческих, и земные пастыри берут на себя заботу устраивать чудеса собственными силами, удовлетворяя подлые желания черни, а заодно и свои, которые не менее подлы, а лишь более изощрёны.
Институт церкви, который именем Бога творит в лучшем случае политику, а в худшем — преступления, является скоплением людей, которые присвоили себе право утверждать, что они находятся ближе к Богу, лучше других понимают его предписания. Эти люди выносят решения, которые следует считать исходящими от Бога. Необходимость отделения церкви от государства подтверждает стремление религии заниматься политикой, ибо религия хочет заменить собой государство, что отражает не Божию волю, а корыстные желания религиозных деятелей, которые именем Бога творят чудеса… чудеса человеческого лицемерия.
Но как человеку не нужна церковь, чтобы уверовать в Бога, так и человеку не нужна церковь, чтобы узреть Божии чудеса.
Чудесные явления, которые нас повсюду окружают, и есть доказательства присутствия Бога, но человека не устраивает присутствие — ему нужно, чувствовать что его пасут, указывают, что дозволено, а что нет, обещают вознаграждения и грозят карой. Такого рода общение достигает своей полноты только с антропоморфным Богом, которого человек себе, наконец, и создал, преодолев иудейский запрет на всякое конкретное изображение Бога и упоминание его имени. Иудаизм борется с попытками слабых людей сотворить себе кумира, понятного и похожего на них самих, борется с попытками очеловечивания Бога. Но народу было тяжело смириться с безликим иудейским Богом, вечно окутанным облаком. Это особенно сложно, когда правители приучили народ поклоняться себе, как богам. Людям сподручнее иметь бога человекоподобного, чтобы излить на него свою рабскую суть. Они не желают делать выбор между добром и злом, предоставленный Богом, а жаждут подчиниться тому, кто выглядит достаточно властно. Христос явился оптимальным компромиссом, как говорится, «и вашим, и нашим», Бог-отец, по-прежнему никак не изображаемый и не известно как выглядящий, остался данью Божественному. А Бог-сын оказался своим парнем в доску, который, и с блядями общался, а по некоторым современным толкованиям, и гомосексуалистом был. А чтобы как-то связать Бога и Христа, выдумали триединство, назвав чью-то сперму святым Духом. (Любопытно, что в народе существует ироническая поговорка, употребляемая в случаях появления чего-либо неизвестно откуда: «святым духом занесло»). И поскольку триединство высосано из пальца, то приходится возиться с этим абсурдом и заталкивать его в сознание изощрённым философствованием. Таким образом, изначальная непостижимость Бога с отторжением всякой логики в попытках подступиться к нему, была хитро заменена абсурдностью триединства, к которой тоже с логикой не подступиться, правда, уже по другой причине. Но зато одна нитка, вылезающая из этого клубка так близка и доступна, что большинству людей не осмелиться дёрнуть за неё, чтобы распотрошить узел. Люди предпочитают положить ком узла в божницу и молиться ему, как Богу. Человек не смеет признать вожделение за Божие чудо, и тем объяснить беременность Марии.