— Хорошее у меня предчувствие, — говорит Магнус, внимательно рассматривая хрустальный бокал. — А это редкость. Уже шесть лет как у нас порожняк, слышал, Академия едва набирает людей. Все вдруг резко захотели добывать камень и тому подобную чушь.
— Это все преувеличение, — твердо говорит Энобария. — Академия переживает небольшой кризис, но это временное явление.
— Надеюсь, наш юный ментор в этот раз справится со своей задачей? — без всякого перехода интересуется Магнус.
— Я всегда стараюсь выполнять поставленные задачи, — аккуратно подбирая каждое слово, отвечаю я.
— Ну-ну, — хмыкает Энобария.
— Хотя, я вот чего не возьму в толк, — мужчина садится за стол и закидывает на него ноги. Энобария меняется в лице, но потом быстро берет себя в руки. — Я по себе знаю — если что-то не получается, нужно отложить это до лучших времен. В нашем дистрикте здравствуют девять победителей. Ну, если не считать одного зажравшегося щенка, удравшего в Капитолий, то восемь. Так какого черта уже в седьмой раз мы отправляем в Капитолий человека, которого большинство не считает настоящим победителем? Да, к тому же, одного. Даже у затхлого Дистрикта-11 и то двое все время ездят. Ментор — это прирожденный лидер, умеющий отдавать приказы. Взять хоть Лайм. Возможно, сейчас она и может руководить, но тогда… — Магнус разводит руками. — Двух слов связать не могла. Я сразу сказал, что она не будет ментором. И хорошо — а то побед нам было бы не видать еще лет десять. Я сам брался за это, если был в себе уверен. И этот подход работает: четверых победителей воспитал. Собственно, к чему это я, — он осушает залпом бокал и смотрит на Энобарию. — Какого лешего ментором у нас является приютская девочка с разбитой головой, которая не является настоящим победителем?
Энобария облизывает пересохшие губы. В конце концов, собравшись с мыслями она дает ответ:
— Потому что не мы это решаем.
Я едва не роняю бокал. То есть как это, «не мы решаем»? Магнус резко выпрямляется на стуле и врезается в стол. Для него это тоже новость.
— Не вы? Кто тогда?
Энобария едва не прокусывает губы — с ее наточенными зубами это не мудрено. Она опасливо озирается, будто за нами кто-то следит, затем садится на диван и тихо произносит:
— Я не хотела бы это обсуждать.
— Э, нет, погоди, — Магнус встает с кресла. — У нас принято, что ментора выбирают среди победителей и делают это победители. Нет, ну ладно я, уже поехавший в маразме старик, и мое мнение можно не спрашивать. Но остальные вроде бы адекватные. Или их мнение теперь тоже не учитывается? Мирта, без обид, но я просто не понимаю, какому идиоту пришло в голову выбрать тебя. Из тебя ментор, как из Лайм балерина.
Я перевожу взгляд на Энобарию. Она перестала терзаться и сейчас довольно злобно смотрит на Магнуса.
— Я сказала — я не буду это обсуждать. Точка.
— Хорошо. Ладно. Мне не хочешь говорить — скажи ей.
Магнус берет Джефри на руки.
— Забираю? — спрашивает он.
— Да, — говорю я.
— Мяу!
Я подхожу к Джефри и треплю его за ушком. Он продолжает мяукать и пытается схватить меня лапой.
— Ну ты чего? Меня не будет пару недель.
Кот шипит, старается вырваться. Я целую его в лоб. Магнус подмигивает мне и выходит из кабинета. Я слышу, как Джефри продолжает жалобно мяукать. Вздыхаю: первый раз оставляю его надолго. Энобария молчит, я тоже. Когда тишина становится невыносимой, собираюсь попытаться завязать разговор, но она меня опережает.
— Приказ поступил из Капитолия. А теперь иди.
Я замираю, не в силах ни пошевелиться, ни сказать слова. Капитолий… Но в чем выгода? Ведь меня считают никем. Я — их недосмотр, их ошибка. Зачем вести такую игру? Десятки вопросов вертятся в моей голове, но я не могу задать ни один из них.
— Это игра, Мирта. Она не закончена. Иди уже, у тебя меньше двух часов.
***
Нож летит точно в цель. Потом еще один. И еще… В горле пересохло от усталости. Делаю последний глоток из бутылки. Надо будет сходить в столовую, набрать воды. Скоро начнется Жатва. В Академии почти никого не осталось, только взрослые. Остальные уже пошли на площадь. Скоро туда хлынет весь город.
Для Дистрикта-2 Жатва — это особый ритуал. Мы не боимся этой процедуры: ведь у нас всегда готова пара трибутов. Но этого никто не знает, точнее, об этом не знают простые люди. Все дети делают вид, что боятся, родители трясутся. И все на камеру. Еще никогда за восемьдесят лет ни один доброволец не был из толпы.
Я быстро спускаюсь в столовую, набираю воду. До Дворца правосудия путь неблизкий, но у меня есть время, поэтому я решаю добраться пешком. Как же хорошо идти в тишине. Город затих, улицы опустели. Кое-где мне попадаются тихие семьи, которые ведут своих детей. Все красивые, все ухоженные.
На площади не протолкнуться. Миротворцы разбивают всех на группы: отделяют детей от родителей; ученики Академии стоят в первых рядах строго по росту и возрасту. Я спокойно поднимаюсь на трибуну и занимаю место ментора, сбоку от нашего мэра. По всей площади развешены флаги Панема, Капитолия, Второго дистрикта, а сам фасад дворца закрыт огромным экраном, на котором проецируются все победители второго дистрикта. И живые, и мертвые. Всем столько лет, сколько было во время Игр. Меня среди них, конечно же, нет.
— Фу, какой я урод, — Магнус, успевший переодеться и нацепить на себя все мыслимые и немыслимые награды, садится рядом со мной.
— Я бы поспорила, — говорю я с улыбкой. Магнус улыбается.
— Отдал я Джефферсона внучке младшей. Ты рискуешь остаться без кота.
Я не успеваю ответить: часы на Дворце правосудия бьют четыре. Жатва начинается.
========== Глава 3 ==========
Восемьдесят первая Жатва ничем не отличается от предыдущих. Наш постоянный сопроводитель Лесли Штук поднимается на помост напротив Дворца правосудия. Толкает свою обычную речь и, наконец, достает из специальных чаш конверты с именами будущих трибутов. Как девушка, так и юноша — простые дети из толпы. Как и положено, когда речь зашла о добровольцах, Максвелл Йорк и Розали Митчел вышли вперед. Толпа рукоплещет новым трибуам, звучат радостные возгласы. Потом их провожают до отдельных комнат, где к ним должны прийти родственники попрощаться. Розали сразу изъявляет желание переждать это время в машине, поскольку ей прощаться не с кем. Я даю ей добро, и сама иду за ней. Но меня перехватывает Брут.
— О, ты здесь. Я думала, ты остался в Академии.
— Решил проводить вас. И поговорить с тобой. Еще раз.
Я нетерпеливо закатываю глаза.
— Брут, я все поняла. Я буду стараться, как никогда. Буду со всеми милой и…
— Энобария тебе все разболтала. Я ей уже сказал пару ласковых на эту тему. А теперь ты слушай. Смотри, никому не проболтайся о том, что знаешь. Расскажешь — и нам всем конец. Ясно?
— Так, может хватит? — я не на шутку разозлилась. — Я уже не маленькая! Объясни мне толком, что происходит?!
— Не ори, — зловеще шепчет он. — Забыла, с кем говоришь? Я тебе все сказал. Не смей ничего никому рассказывать. Ни одной душе. Сама умрешь и нас подставишь. Всех.
Я сверлю его взглядом.
— Не смотри на меня так.
— Как хочу, так и смотрю. Ладно. Спасибо большое за подробный рассказ, он мне очень поможет, — я резко разворачиваюсь на каблуках и иду в сторону машины.
Открываю дверь и плюхаюсь на переднее пассажирское сиденье. Заглатываю таблетку, достаю сигарету. Руки дрожат, зажигалка выскальзывает из рук. Чертыхаясь как сапожник, я с пятой попытки умудряюсь прикурить.
— Плохое настроение?
Я даже не заметила, что Розали сидит сзади, как и не обратила внимания на водителя-миротворца, который сделал вид, что ничего не слышит.
— Да, — коротко отвечаю я. Девице хватает ума больше меня не доставать.
— Через десять минут к нам присоединяется Максвелл и Лесли.
— Мирти! Дорогая моя, как я по тебе скучала!
— Привет, Лесли…
— Фу! Все никак не бросишь эту гадость! А где мой зайчик Джефри?