Выбрать главу

— Не скажу, что это меня радует. Как ты заметила, я не очень-то люблю находиться в обществе. Предпочитаю уединение. И в этом, Мирта, мы с тобой похожи, как и во многих других вещах.

Я молча пью вино, надеясь, что, если я не буду участвовать в разговоре, Курт бросит ходить вокруг да около и скажет зачем пришел. Но, судя по всему, мой собеседник никуда не торопится. Он разглядывает бокал и водит пальцами по столу. Глядя на то, как он чертит невидимые узоры, я решаюсь задать вопрос, который мучает меня очень давно. Вряд ли у меня будет возможность спросить об этом когда-нибудь еще.

— Почему вы ни с кем почти не общаетесь?

Бонедз усмехается.

— Ты, наверное, толком не помнишь мои Игры, да?

— Помню только финальный выстрел.

— Многие помнят только это, — говорит мужчина. — Мастер Стерлинг вместе с мисс Ривенделл решили впервые попробовать работать в команде. Раньше это было не особо принято. Они искали среди учеников Академии сработанные пары и нашли, таким образом, меня и мою будущую напарницу. Мы с ней жили на одной улице в соседних домах, вместе росли, вместе поступили в Академию и вместе решили участвовать в Играх. Нас взяли сразу, без прохождения Смотров.

Я был специалистом по стрельбе из, так называемого, английского лука. Оружие очень мощное, но со своими недостатками. Лук очень длинный и больше подходит для дальних дистанций. Перемещаться с ним очень неудобно. А моя напарница училась стрелять из обычного. Так вышло, что арена — это был сплошной ночной лес. Большой минус для стрелков, но не для меня. Мой наставник по стрельбе — да воспевают его Боги, — научил меня попадать в цель, даже не видя ее. Научил чувствовать. В итоге, кажется, на второй день Игр, мы с напарницей вышли на самое высокое дерево на арене. Я забрался на самую верхушку и на протяжении почти всех дней с него не слазил. Девушка заманивала ко мне трибутов, а я их убивал. Все шло отлично, но однажды моя напарница не вернулась. Вечером я увидел ее портрет в небе. С этого момента во мне вдруг что-то надорвалось. В Игры попал лишь эпизод с тем, как я убил последнего участника одновременно выпущенными двумя стрелами. Этот выстрел затмил все, что было.

— А что было? — шепотом спрашиваю я.

— Я на три дня ушел в себя. Мастер Стерлинг прислал нам за несколько дней до этого специальное средство, позволяющее не спать, потому что в темноте прикорнуть хочется еще сильней. Я им накачался так, что не ел, не пил и не спал. Только сидел и смотрел в одну точку. Как выяснилось позже, мастер Стерлинг высылал мне кучу подарков, но я ни один не взял. А на четвертый день я понял, что остались только я и девушка, которая убила мою напарницу. Она громко кричала об этом на весь лес, призывала меня выйти и сразиться с ней. И я спустился, и сумел незаметно подойти к ней со спины, — Курт подливает себе еще виски. — Мастер Стерлинг сумел выдать мое поведение за хитрость. Заявлял всем, что я на самом деле наблюдал и ждал подходящего момента. Я согласно кивал. Но мы оба понимали, что причина была не в этом. После этого я и впал у него в немилость.

— Что же произошло на самом деле?

— А ты не догадываешься?

Он медленно пьет, не сводя с меня пронизывающего взгляда. Я достаю из кармана пачку сигарет, мужчина тут же протягивает мне зажигалку, не отрываясь от меня. Я закуриваю и выпускаю дым в потолок.

— Чувства, — наконец произношу я.

— Они есть слабость. Да, я дал слабину. Тогда я понял, что потерял подругу и все это произошло по моей вине. Во всем был виноват только я, но повернуть время вспять уже было нельзя. Все, что я мог сделать — это отомстить. Но с тех пор, я уже перестал быть таким, каким был до арены. На самом деле, я был достаточно веселым, но только с ней. После победы ко мне прицепилось прозвище Роме. Слышала эту историю?

Я неопределенно киваю.

— Мастер Стерлинг по прибытию в дистрикт приказал мне никому, даже родным рассказывать о том, что на самом деле со мной произошло. Он лишил меня права быть ментором, запретил приближаться к Академии ближе, чем на квартал. Сказал, что если я посмею хоть заикнуться о событиях на арене, то и мне, и ему, и всем, кто нам дорог придет конец. Уже прошло больше тридцати лет с тех пор, а мы так и не поладили. Благо, мне хоть можно участвовать в Смотрах, но ни одну тренировку я так и не провел.

Он замолкает. За окном уже давно перестал идти дождь. Я беру еще одну сигарету. Пальцы почему-то дрожат, я едва не роняю пачку на пол.

— Ты не разу не назвал ее по имени. Почему?

— Потому что я его не помню.

Я в шоке смотрю на собеседника. Курт, заметив мое удивление, легко улыбается, чем еще сильней начинает напоминать Лестера.

— Я едва помню, как она выглядела и дело не в старческом маразме, коего у меня нет. Я просто забыл. Но она все равно по-прежнему со мной. В моей голове, и никакие психотропные препараты не дадут мне ее забыть. Я первое время даже пытался: напивался, накуривался, кутил всю ночь с огромным числом женщин, мужчин, но это не помогало. Я думал, что она — мое проклятье. Мы — победители Дистрикта-2, — готовы сражаться до самой смерти, мы ничего не боимся, кроме одного. Открыть свое сердце.

Курт отставляет бокал в сторону.

— Если бы я понял это раньше и еще до старта всех этих Игр сказал ей простые слова, которые мы все боимся произносить, все было бы по-другому. Я сказал, что мы с тобой похожи, но между нами есть одна разница, — мужчина роется по карманам и достает оттуда сжатую в кулак руку. — Мне уже больше пятидесяти лет, физически я уже не такой сильный, но я не лишился своего главного оружия — зрения. Не думай, я за тобой не слежу. Просто как-то утром, перед тренировкой, я увидел со своей башни какой-то странный блик в реке. Мне нетрудно было догадаться, чье это.

Он разжимает кулак, и я вижу выброшенный золотой браслет.

— Как…

— Он застрял между камней. Я не знал: потеряла ли ты его случайно или может сама его выбросила, но я решил тебе его вернуть.

— Не стоило. Ты говорил о призраках прошлого. Это один из них, я хочу избавиться хотя бы от него.

Курт расправляет браслет и кладет его на стол.

— Ты допускаешь такую же ошибку, как и я, Мирта. Разница, про которую я говорил, как раз в этом, — мужчина постукивает пальцем по браслету. — У тебя еще есть возможность сказать эти слова.

— Мне нечего ему говорить. Он выбрал Капитолий, я ему не нужна. Будь все так, как ты описываешь, разве бы он уехал?

— Это просто страх.

Я усмехаюсь и откидываюсь на спинку стула. Его слова такие пафосные и такие… Боги, но ведь это бред. Какие слова я должна сказать? Что он мне дорог, что я схожу с ума без него, что скучаю? Мозг сам начинает проводить параллели: мой поцелуй перед «смертью», три дня забытья Бонедза; мой затхлый дом, всеобщее игнорирование и его изоляция от всех; балкон, утренний кофе по утрам с сигаретой в зубах и его башня с отстрелом птиц. Слава, которая не приносит радости и одиночество среди своих.

— Уже поздно что-либо менять, — хрипло говорю я. — Мы тоже опоздали.

Курт встает с места.

— Главное не забывай о том, что такая возможность есть. Не упусти ее, — Курт смотрит на свои золотые карманные часы. — Уже поздно, я тебя и так задержал. Спасибо за виски и за беседу. Давно я ни с кем так подолгу не разговаривал. Провожать не стоит, дверь закрою.

С этими слова Курт Бонедз выходит из столовой, оставив меня погруженной в сомнениях и терзаниях.

***

Легкая царапина возвращает меня в реальность. Я беру обделенного вниманием Феликса на руки. Гроза с ливнем прекратились, оставив после себя приятную прохладу и свежесть. В окне дома напротив зажегся свет: значит, Курт Бонедз скоро поднимется на ночную тренировку.

Произошедший с ним вечерний разговор для меня многое прояснил, но одновременно с этим вогнал в еще большую тоску. Лучше бы я всего этого не знала и жила бы себе дальше. Но теперь я не могу спокойно смотреть на своих соседей. Ведь по факту мы все живем в изоляции от остального города, где жизнь бьет ключом, где люди обладают на самом деле большей свободой, чем мы. Мы — лицо Дистрикта-2. И мы должны быть теми, кем нас принято считать: хладнокровными профессионалами, чей смысл жизни — это победа в Голодных играх. Больше от нас ничего не требуется.