Вдруг Феликс вырывается из моих рук и забегает на балкон, запрыгивая на самый край перил. Качаю головой и подхожу к нему: мало ли сорвется. Тут мой взгляд приковывает фигура, идущая по улице и подходящая к моему дому. Я осторожно выглядываю: нежданный гость звонит в дверь. Я быстрым шагом спускаюсь по лестнице вниз, по пути забросив Феликса в комнату. Еще какому-то из победителей пришло в голову прочитать мораль?
Открыв дверь, я едва не падаю в обморок.
— Привет, Мирта.
Не может быть, мне точно мерещится. Знала ведь, что не нужно брать у Деи эту дрянь, которую она мне настоятельно предлагала попробовать. Сейчас он исчезнет, это пройдет…
— Можно войти? — спрашивает Катон.
Я молча отступаю в сторону, дав Катону Блейку пройти в прихожую. Парень молча снимает плащ промокший плащ и вешает на крючок. Я следую за Катоном, который идет на кухню и убеждаюсь, что это не сон и не галлюцинации.
На кухне Катон достает из шкафа стакан и бутылку коньяка. Я, не в силах ничего сказать, просто сажусь за барную стойку, пока она наливает алкоголь и садится за стол у окна. Он залпом выпивает бокал, затем второй. Повисает тишина, не нарушаемая даже ночными уличными звуками.
— Что ты здесь забыл? — наконец выбираю один из самых безобидных вопросов, роящихся в моей голове.
Катон продолжает смотреть куда угодно, только не на меня. Странно, раньше бы меня это взбесило, но сейчас я абсолютно равнодушна.
— Я вернулся. Навсегда.
— Так же как и в Капитолий?
— Нет, — мой бывший ментор наконец-то осмеливается поднять на меня глаза. — На сей раз действительно навсегда. Я отказался от капитолийской прописки. Меня тут же отправили в Дистрикт-2. Назад я уже не вернусь.
— И почему же ты отказался?
Катон вздыхает и проводит рукой по лицу.
— Не смог я там находиться. Там все другое, не такое, как дома.
— Странно, раньше тебе это не мешало.
— Тогда у меня была цель. Сейчас меня там ничего и никто не держит, — говорит он. — Не могу я жить без наших гор, вечной прохлады и этой Улицы победителей. Меня будто манит сюда…
— Манит значит? — во мне начинает бурлить все накопленные за эти месяца чувства: от печали до гнева. — Что значит мне теперь придется съехать? Впрочем, это в твоем репертуаре: портить мою жизнь — твое призвание!
— Что за бред ты несешь?
— Разве бред? Ты либо бросаешь меня на произвол судьбы, либо пудришь мне мозги сказками о счастливой жизни, которой тут же лишаешь. Было бы намного лучше, если бы ты сказал о такой незначительной детали, как переезд в Капитолий еще до Игр. Тогда я бы действовала из других побуждений и победила бы быстрей, и не мучилась бы все эти месяцы!
Я роюсь по карманам в поисках сигарет и зажигалки.
— Об этом мне сказал Эмерсон на банкете, до этого я знать не знал об этом.
— И ты все равно принял предложение. Очень благородно, — зажигалка едва не выпадает из моих дрожащих пальцев, но мне все же удается прикурить.
— Да, я принял его. Потому что я тогда не осознал от чего я отказываюсь. Я… я кретин и всегда им был, — Катон встает с места. Я непроизвольно напрягаюсь. Его глаза светятся уже давно забытым мною безумием. — Все, что я мог — это лишь убивать. Моей единственной целью — была победа в Голодных играх, меня больше ничего не волновало, пока… Пока ты не умерла на моих руках.
— Я так-то жива, если ты забыл.
— Но тогда я думал, что ты мертва. А когда ты появилась на церемонии награждении — измученная, — но живая, я… Честно, я тебя возненавидел. Потому что ты опять заставила меня усомниться в себе, в моей цели, надорвала во мне что-то.
Его слова, словно острие ножа, полосуют мне душу. Я тушу сигарету прямо о столешницу, тоже встаю и подхожу к нему.
— И поэтому ты от меня сбежал?
Безумие в глазах Катона не проходит. Раньше я бы не рискнула подойти к нему, будь он в таком состоянии. Я вижу, как его трясет, он сжимает кулаки. Вдруг он глубоко вздыхает, его тело расслабляется и он едва слышно, но отчетливо произносит:
— Сбежал. Но я не могу бегать вечно. Я люблю тебя, Мирта Дагер.
Я чувствую, что меня будто снова ударили: в ушах звенит, тело обмякло, а в голове пустота. Я хочу что-то сказать: губы шевелятся, но изо рта не вылетает ни звука. Катон осторожно, словно боится меня спугнуть, делает шаг ко мне. Когда между нами остается меньше шага, я выставляю руки, но парень тут же крепко прижимает меня к себе. Мои руки повисают вдоль тела. Катон что-то шепчет мне на ухо, но я почти не слышу его. В голове вновь всплывает разговор с Куртом Бонедзом. Наконец, взяв себя в руки, я приподнимаюсь на носки, чтобы хотя бы немного быть на его уровне и шепчу ему прямо в губы это чертово признание.
***
Я едва не проспала свой утренний ритуал, о котором, скорей всего я вскоре забуду. Феликс бегает по перилам, перепрыгивая через чашку кофе. Я с улыбкой наблюдаю за ним, сладко затягиваясь сигаретой. На улице тепло, несмотря на раннее утро. В небе ни облачка, что гарантирует отличную солнечную погоду, которая давно не баловала Дистрикт-2. Курт Бонедз уже давно на позиции, в ожидании пролетающих птиц. Я нетерпением жду начала «охоты».
Феликс, в очередной раз совершив грациозный пируэт, соскакивает на пол и бежит с балкона. Я даже не обернулась.
— Будь мы на Играх, ты был бы уже мертв, — успеваю сказать я, прежде чем Катон обхватывает меня сзади. Он быстро целует меня в щеку.
— Тоже любишь наблюдать за стрелком по утрам?
— Да. А ты почему раздет? Холодно же.
— Потому что кое-кто ушел в моей рубашке.
— Потому что кое-кто порвал мою, — говорю я. — Что у тебя другой одежды нет?
— Все в гостинице. Я же приехал почти нелегально. Никто, кроме необходимых лиц не в курсе о моем возвращении.
— Представляю, как все обрадуются.
— Кроме Магнуса. Он меня с 74-х Игр терпеть не может.
— Потому что ты ему кое-кого напоминаешь, — с улыбкой говорю я.
— Ты о ком?
— Да так.
Воздух пронизывает выпущенная стрела. Несчастная птица падает куда-то во двор дома Курта.
— Сейчас Берглинд выпустит собак, — заговорчески произносит Катон, опираясь подбородком мне в плечо.
— Не выпустит. Как-то они забрались во двор Джексон и потоптали красные розы, которые она посадила. На следующий день один из псов был без хвоста.
Катон смеется, а я продолжаю наблюдать за стайкой птиц, прикидывая, какой предстоит пасть следующей.
— Принеси мне футболку, потом получишь рубашку, — приказным тоном говорю я Катону.
— Слушаюсь, — он быстро целует меня в щеку и покидает балкон. Глупая улыбка не сходит с моего лица. Вдруг стрела пронзает очередную птицу, и та камнем падает на мой балкон. Я успеваю ее поймать: она еще жива.
— Все нормально? — кричит мне Курт с башни.
— Да! Все хорошо, — отвечаю я, рассматривая птицу. Стрела попала ей в крыло, но она все норовит вырваться из моих рук. — Ого, какая ты бойкая. Подожди, сейчас я ее вытащу.
Я ломаю стрелу пополам и достаю из крыла. Птичка, оказавшейся сойкой-говоруном, во время процедуры не произносит ни звука. Лишь смотрит в синее небо и наблюдает за своей стаей.
— Хочешь обратно, да? Не боишься, что не удастся взлететь или что стрела опять настигнет? Ну смотри, только знай: я тебя отпущу, а дальше ты сама вольна выбирать, что делать. Либо умереть, либо бороться.
Я выпускаю сойку и она, почти упав на землю, взлетает вверх. Поначалу ее полет неуверенный, но вот она нагнала стаю, летящую навстречу зарождающемуся восходу.
Эпилог
Идет соединение. Связь будет установлена через несколько секунд.
— Есть новости?
— Да и весьма хорошие. Наш агент внедрен в Дистрикт-2.
— Отлично. Когда мы можем начать действовать?
— Когда Капитолий сделает первый шаг.
— А если он не сделает?
— Поверьте, рано или поздно это случится.
— Ваш агент будет готов?
— Непременно.