Пит кивнул, но заговорил не сразу.
- Та последняя ночь... рассказать тебе о последней ночи... ладно, прежде всего тебе придется представить, что чувствуешь на арене. Ты как насекомое, пойманное под чашей, полной горячего воздуха. И везде вокруг тебя - джунгли... зеленые, живые и тикающие.
Те гигантские часы отмеряют уходящее время твоей жизни. Каждый час обещает какой-то новый ужас. Тебе нужно представить, что прошло 2 дня, 16 человек погибли - некоторые из них защищая тебя. И вполне нормально, что оставшиеся 8 умрут к завтрашнему утру. Спасется один. Победитель. И согласно твоему плану, это будешь не ты.
Мое тело начало внезапно потеть от воспоминаний. Руки заскользили вниз по экрану и безвольно повисли по бокам. Питу не нужны кисти, чтобы нарисовать картины Игр. Он прекрасно это делает и на словах.
- Когда ты на арене, остальной мир становится очень далеким, - завершает он. - Все люди и вещи, которых ты любил или заботился прекращают существовать для тебя.
Розовое небо, чудовища в джунглях и трибуты, жаждущие твоей крови, становятся твоей последней реальностью, единственной, которая имеет значение. И как бы плохо это не заставляло тебя себя чувствовать, ты собираешься убивать, потому что на арене у тебя есть всего одно-единственное желание. И оно очень дорого стоит.
- Оно стоит твоей жизни, - сказал Цезарь.
- О, нет. Это стоит гораздо дороже твоей жизни. Убивать невинных людей? - парировал Пит. - Это стоит всего, чем ты являешься.
- Всего, чем ты являешься, - тихо повторил Цезарь.
Тишина обрушилась на комнату, и я почувствовала, как она распространяется по Панему. Нация прильнула к экранам. Потому что никто до этого не рассказывал, на что это похоже - быть на арене. Пит продолжил. - Поэтому ты борешься за свое желание.
И той последней ночью, да, моим желанием было спасти Китнисс. Но даже не зная о повстанцах, я не чувствовал, что это правильно. Все было слишком сложно. Я сожалел, что не сбежал вместе с ней раньше, как она предлагала. Но на тот момент никакого выхода не было.
- Вы слишком уж ухватились за план Бити электрофицировать соленое озеро, - сказал Цезарь.
- Слишком трудно играть в союзе с другими. Мне не следовало позволять им разлучать нас! - воскликнул Пит.
Вот тогда я потерял ее.
- Когда ты стоял у дерева молний, а она с Джоанной Мейсон протягивала катушку с проводом к воде? - подсказал Цезарь.
- Я не хотел!
Пит покраснел от смятения. - Но я не мог поспорить с Бити, в отсутствие уверенности, что мы сможем покинуть альянс. Когда проволку перерезали, все пошло кувырком. Я могу вспомнить только куски и осколки.
Я пытался найти её. Увидел как Брут убил Чэфа. Сам убил Брута. Я знаю, что она звала меня. Потом молния поразила дерево и силовое поле вокруг арены взорвалось.
- Китнисс взорвала его, Пит, - сказал Цезарь. - Ты видел пленку.
- Она не знала, что делала. Никто из нас в точности не мог следовать плану Бити. Вы можете увидеть как она пыталась понять, что делать с этой проволокой, - парировал Пит.
- Хорошо. Только все это выглядит слишком подозрительно, - сказал Цезарь. - Так, будто бы она была частью плана повстацев все это время.
Пит стоял на своем, изучая лицо Цезаря, он положил руки на спинку кресла ведущего.
- В самом деле? А было ли частью её плана, чтобы Джоанна почти убила её? Чтобы этот электрический шок парализовал её? Спровоцировать бомбардировку? - он начал кричать. - Она не знала, Цезарь! Никто из нас не думал ни о чем кроме того, чтобы попытатся оставить друг друга в живых!
Цезарь кладет руку на грудь Пита, это жест самозащиты и примирения.
- Хорошо, Пит, я верю тебе.
- Хорошо.
Пит отстраняется от Цезаря, оттягивает руки, пропускает их сквозь волосы, путая тщательно уложенные светлые локоны. Он тяжело опускается на спинку стула, потеряв самообладание.
Цезарь выдерживает момент, изучая Пита.
- Что относительно вашего ментора, Хеймитча Эбернети?
Лицо Пита каменеет.
- Я не знаю того, что знал Хеймитч.
- Он мог быть частью заговора?, - спрашивает Цезарь.
- Он никогда не упоминал об этом, - говорит Пит.
Цезарь продолжает давить.
- А что говорит тебе твое сердце?
- Только то, что я не должен был доверять ему, - отвечает Пит. - И это все.
Я не видела Хеймитча с того момента, как атаковала его в планолете, оставив длинную отметину от ногтя на его лице. Я знаю, что ему здесь плохо. В Дискрите 13 строго запрещено любое производство и потребление алкоголя, и даже медицинский спирт в госпитале хранится под замком.