Выбрать главу

Фальвия подает нам знак рукой и мы с Гейлом следуем за ней и Плутархом в зал.

- Из лучших побуждений, но оскорбительно, — шепчет Гейл мне на ухо.

— Добро пожаловать в Капитолий, — сгримасничала я в ответ. Но слова Фальвии не произвели на меня никакого эффекта. Я крепко сжимаю руками альбом и позволяю себе надеяться. Должно быть я принимаю правильно решение, раз уж Цинне так этого хотелось.

Мы заходим в лифт и Плутарх проверяет свои записи.

— Давайте посмотрим. Отделение Три-Девять-Ноль-Восемь? — он нажимает кнопку, на которой написано 39, но ничего не происходит.

— Вам следует включить его ключом, — говорит Фальвия.

Плутарх достает ключ на тоненькой цепочке из-под своей рубашки и вставляет его в отверстие, которого я раньше не замечала. Двери закрываются. — Ага, значит, вот так.

Лифт опускается на десять, двадцать, тридцать с лишним уровней, ещё ниже того уровня где, как я знала, находится Дистрикт-13. Двери открывают взору широкий белый коридор с красными дверями, которые выглядят почти декоративными по сравнению с серыми на верхних этажах. На каждой двери ярко выделяется номер. 3901, 3902, 3903…

Пока мы выходим, я оглядываюсь назад, чтобы посмотреть, как лифт закрывается, и вижу металлические решетки, закрывающие двери лифта. Когда я поворачиваюсь обратно, то вижу, как из одной из комнат в дальнем конце коридора появляется охранник. Дверь за его спиной бесшумно закрылась, а он идет прямиком к нам.

Плутарх двигается ему навстречу, приветственно вскидывая руку, а мы следуем вслед за ним. Что-то здесь не так. Не только отрезанный доступ к лифту, боязнь замкнутого пространства, будучи так глубоко под землей, или непереносимый запах антисептика. Один взгляд на Гейла и я вижу, что он чувствует то же, что и я.

— Доброе утро, мы просто искали… — начинает Плутарх.

— Вы ошиблись этажом, — резко отвечает охранник.

— Правда? — Плутарх дважды проверяет свои записи. — У меня написано Три-Девять-Ноль-Восемь здесь. — Не могли бы вы позвонить…

— Боюсь, я вынужден попросить вас уйти. По поводу несостыковок в записях обратитесь в главный офис, — говорит охранник.

Прямо перед нами. Комната 3908. Всего в нескольких шагах. Дверь — вообще-то, все двери — выглядят неправильными. Без ручек. Они должно быть свободно висят на петлях, как та же дверь, из которой появился охранник.

— Повторите, где он находится? — спрашивает Фальвия.

— Вы найдете главный офис на седьмом этаже, — говорит охранник, вытягивая руки, чтобы загнать нас обратно к лифт.

Из-за двери 3908 до нас доносится звук. Тихое хныканье. Что-то вроде запуганной собаки, избегающей удара, только слишком человечный и знакомый. Мы с Гейлом на секунду встречаемся взглядами, но этого достаточно для двух человек, которые действуют как единое целое. Я позволяю альбому Цинны упасть к ногам охранника с громким стуком. Спустя секунду он наклоняется, чтобы поднять его, и Гейл тоже наклоняется, но умышленно ударяясь головами.

— Ой, извините, — произносит он с легким смешком, хватаясь за руки охранника, чтобы не упасть, и немного отворачивая его от меня.

Это мой шанс. Я мчусь мимо отвлекшегося охранника, толкаю дверь с надписью 3908 и вижу их. Полуголых, в синяках и прикованных к стене.

Мою команду по подготовке.

Глава четвертая

Вонь немытых тел, застоявшейся мочи и прочей заразы просачивалась сквозь завесу из антисептика. Три фигуры, узнаваемые только благодаря их чересчур яркому выбору образов — на лицо Вении нанесены золотые татуировки. Длинные рыжие спиралевидные локоны Флавия. Упругая кожа Октавии, которая теперь заметно обвисла, словно её тело сдувшийся шарик.

Увидев меня, Флавий и Октавия отступают от кафельной стены, словно ожидают нападения, хотя я никогда не причиню им вреда. Мои недобрые мысли были худшим преступлением против них, да и те я держала при себе, так почему же они мне аукнулись?

Охране было велено выпроводить меня, но судя по доносившимся звукам потасовки, я поняла, что Гейл как-то задержал их. Чтобы заполучить ответы, я пересекаю комнату и подхожу к Вении, которая всегда была самой сильной из них. Я приседаю на корточки и беру ее ледяные руки, тут же сжавшие мои, словно тиски.