Вытащив нож, который я спер у Кэпа, и захватив локтем шею парня, я приставил костяное острие к его горлу.
— Я убью тебя, подонок, — сказал я, — и это будет наказанием, которое ты заслужил!
Виктор что-то хрипел и дергался, пытаясь освободиться, но я крепко держал его.
Внезапно люк камеры распахнулся, и в проеме возникли фигуры охранников во главе с Кэпом. Увидев, что происходит, они явно оторопели.
— Отпусти его, Пицца, — приказал начальник тюрьмы. — Что ты делаешь, болван?!
— Ни с места! — прохрипел я. — Если кто-нибудь дернется, я точно запорю этого придурка! Клянусь!..
Но Кэп только хмыкнул:
— Нашел, чем пугать! При любом раскладе ты все равно уже труп, зек, и Земли тебе никогда не увидать. Так что — давай, мочи своего дружка-сокамерника! Или слово козырного уже ничего не стоит?
Он еще что-то говорил, но я уже не слышал его.
Меня настигло окончательное прозрение.
— Ну и гад же ты, начальник! — крикнул я. — Ты специально подсадил меня к этому фанатику, чтобы я грохнул его! Ты знал, что никому не удастся уговорить его вкалывать. И про чип в его мозгах — тоже знал… Поэтому ты всё подстроил так, чтобы я оказался припертым к стене! Не сомневаюсь, что и документы, которые ты давал мне читать, были подделаны. Ты хотел внушить мне, что мой сокамерник заслуживает смерти! А потом ты специально подсунул мне этот ножик и сделал вид, что не заметил, как я его стянул. Короче, ты хотел моими руками убить Отказника — только потому, что он не захотел плясать под твою дудку!.. Официально всё будет шито-крыто: одуревший от длительной отсидки в невесомости заключенный Краснов убивает другого заключенного и получает заслуженное наказание. В виде отмены всего того, что он заработал за двадцать лет отсидки. Ты хотел использовать меня, как лоха, а я искренне верил, что восстанавливаю справедливость и вершу правосудие!..
— Придурок, — ласковым голосом сказал Кэп, ощерясь во всю свою пасть, — ты напрасно надеешься, что твоя обвинительная речь будет записана и услышана на Земле. Вся аппаратура дистанционного надзора в этой камере сегодня не работает. Технические неполадки, знаешь ли!.. Тем более, что твоему бреду все равно никто не поверит.
Он повернулся к своим людям и сказал:
— Взять его!
Охранники были вооружены только дубинками-парализаторами. Они двинулись на меня, заходя с разных сторон, и я понял, чем должна закончиться эта история.
Я толкнул Виктора в направлении своих противников, выигрывая несколько секунд и отлетая назад. В полете я перевернулся лицом к стене, и приставил острие ножа к тому месту, где у меня было сердце.
Сила инерции была не очень большой, но нож все-таки вошел в мое тело, и нестерпимая боль обожгла меня кипятком, однако я еще оставался в сознании и, взявшись обеими руками за рукоятку, стал давить на нее, чтобы костяное лезвие достигло цели.
Когда боль достигла совершенно невыносимого предела, вокруг меня все потемнело. Я решил, что теряю сознание, но это оказалась моя кровь, которая, скатываясь темно-красными шариками, стремительно заполняла пространство вокруг меня.
Шарики то сливались друг с другом, то распадались на множество более мелких пузырей, и мне показалось, будто это не шарики, а цифры, вот только чт? они означали — я так и не сумел понять.
А потом почему-то отключился свет и наступила мертвая тишина…
Я сидел в зале космопорта уже второй час.
О прибытии «челнока» КоТа диктор, естественно, не объявляла, но я заранее навел справки и знал, что нужный мне человек должен вот-вот появиться из двери, не обозначенной никакими табличками.
Когда это случилось, я встал и пошел к нему навстречу.
На нем был серый немодный костюм. Он шел, обильно потея, с трудом двигая ногами и уткнувшись взглядом в пол. И я понимал, почему. Мне тоже было трудновато идти — организм еще не до конца привык к земной силе тяжести. Врачи утверждали, что адаптация займет года три, не больше. Но мне почему-то казалось, что незримое бремя невесомости будет давить на меня до самой смерти.
— Здор?во, Митрич, — сказал я, останавливаясь перед человеком в сером.
Он поднял голову и вздрогнул, увидев меня:
— Это ты, Пицца?
— Ошибаешься, Митрич, — улыбнулся я. — Меня зовут Эдуард Валерьевич Краснов…
— Ну что ж, — усмехнулся он, — рад тебя видеть… Эдуард, мать твою… Значит, у тебя всё нормально?