Ага, сообразил я. Хочет, чтобы я сам выложил ему свою подноготную, а он будет сверять мои слова со своими данными, чтобы убедиться, не леплю ли я ему горбатого.
— Так ведь там у вас всё написано, — кивнул я на монитор. И не удержался от подколки: — Вряд ли я могу добавить вам что-то новое насчет своего духовного мира.
Человек за столом грустно покачал головой, словно я подтвердил его самые худшие подозрения.
— Действительно, — согласился он. — Кстати, о вашем духовном мире. Тут вот написано, Эдуард Валерьевич, что вы были осуждены за вооруженные грабежи и убийства. В количестве… э-э… двадцать восемь дробь сорок три. Первая цифра, надо полагать, — количество преступлений, по которым вы были признаны виновным, а вторая — число жертв. Правильно?
— Абсолютно, — с непроницаемым лицом подтвердил я. — Позвольте только одну ремарку, Александр Иванович…
— Да-да, разумеется, — доброжелательно кивнул он.
— Все это было давным-давно и неправда, — чинно сказал я. Хоть я по-прежнему испытывал мандраж, но было забавно участвовать в этом маскараде, который, видимо, был по душе Кэпу.
— То есть? — поднял густые (и, по-моему, тщательно расчесанные специальной щеточкой) брови мой собеседник.
— Ну, так принято говорить в подобных случаях, — пожал плечами я. — Просто с тех пор утекло много времени, и я уже…
— … и вы уже, конечно, стали совсем другим человеком, — подхватил он. — Понимаю, понимаю, Эдуард Валерьевич. — Он вновь пощелкал клавишами. — Да, кажется, вы имеете право на подобные высказывания. Своим честным и весьма продуктивным трудом вы зарекомендовали себя с самой положительной стороны и, несомненно, являетесь достойным кандидатом для досрочного освобождения.
Сердце у меня екнуло. Неужели, черт возьми, Всевышний все-таки существует и решил снизойти до такого ничтожного подонка, как я, если мне светит «досрочка»?!..
— Скажите-ка, Эдуард Валерьевич, вы в армии служили? — вдруг осведомился Кэп.
Задолбал уже своим лицедейством, в сердцах подумал я. Можно подумать, что, перед тем, как меня вызвать, ты не изучил от корки до корки мое личное дело, включая биографию.
Однако от грубости я удержался. Ничего, перетерпим любые издевательства, лишь бы нас действительно отпустили раньше срока.
— Нет, — сказал я. — Не пришлось, знаете ли.
— Жаль, — плавно развел руками Кэп. — Иначе вы бы знали, что в армии существует одна интереснейшая и, мне кажется, весьма полезная традиция. Солдаты ведь тоже себя считают как бы зеками, дорогой Эдуард Валерьевич. И освобождения, то бишь увольнения в запас, ждут не дождутся. Так вот, когда демобилизующемуся воину остается служить месяц-полтора, командование части поручает ему какую-нибудь достаточно сложную и трудоемкую работу. Такую, которую еще полгода назад он посчитал бы недостойной высокого звания «дембеля». Принцип таков: как только закончит он эту работу — чемодан в зубы, и с песней — на родину. И называется это всё — «дембельская работа». Улавливаете, к чему я клоню, Эдуард Валерьевич?
Надо быть последним дебилом, чтобы этого не уловить. Но мне хотелось получить побольше информации, и поэтому я скорчил неопределенную мину: дескать, до меня что-то с трудом доходит смысл ваших намеков, гражданин начальник.
И тут Кэпу то ли надоело играть роль заботливого отца-командира «звездного экипажа», то ли он разозлился на мою тупость, то ли просто решил по-деловому сэкономить время.
— Короче так, Пицца, — сказал он совсем другим тоном. — Поскольку ты вроде как намыливаешься вскоре вернуться на Землю, то у меня есть для тебя одно дельце. Провернешь его — освобожу досрочно, на следующий же день. Полномочия у меня на это есть, сам знаешь. А не выполнишь — накажу. Опять же своей властью. То есть, накину тебе срок по максимуму своих возможностей. — Я ошарашенно открыл рот, но Кэп повелительно махнул рукой: молчи, мол, когда с тобой начальство говорит. — А если тебя интересует, за что ты будешь тащить дополнительный срок, то причину мы найдем, можешь не сомневаться. Что скажешь, зек?
Я внутренне выдохнул. Пусть меня сочтут извращенцем, но разговоры в таком вот ключе мне как-то больше по нутру, чем виляние хвостом друг перед другом. Привык я за двадцать лет к такому обращению больше, чем к беседе двух джентльменов у камина, со стаканом горячего пунша в руке.
— О чем базар, начальник? — сказал бодренько я, хотя на душе у меня невидимые кошки не просто царапали — вовсю скребли своими острыми когтями. — Готов к труду и обороне, как говорится. Только намекните, в чем дельце-то заключается? Коридоры КоТа до блеска отдраить? Или тройную норму выработки выдать за сутки? А может, починить чего на борту нашей славной колымаги?