Романтики, они ожидали, что первые слова Шестакова будут высокими и значительными, а он спокойно и просто задал самый прозаический вопрос:
— Вы давно что-нибудь ели? Наверное, проголодались?
Пришлось ребятам отправиться в столовую, а затем уж состоялся обстоятельный разговор с командиром. Он тщательно ознакомился с летными книжками выпускников.
— Маловат самостоятельный налет, — сделал заключение.
— В этом мы не виноваты, — ответил за всех Череватенко.
— А я и не говорю о том, — сказал Шестаков. — Просто досадно, почему в училищах так много дают теории и совсем мало практики? Надо готовиться к борьбе с сильным и коварным противником. Я убедился в Испании, фашиста голыми руками не возьмешь. Воевать умеет, и техника у него что надо.
Молодые ребята впервые слышали подобные откровения. Командир-«испанец» знает, что говорит…
Парни задумались над его последними словами, он заметил это, добавил:
— Но вообще-то не так страшен черт, как его нам малюют, бить его можно и в хвост и в гриву! Только для этого нужно боевое мастерство, а оно само не приходит, его нужно добывать, как шахтер уголек. С этого мы и начнем. Но сначала я лично проверю вас в полетах.
О том, как проходила проверка, рассказал в своей книге «Небо Одессы, 1941» полковник запаса Герой Советского Союза А. Череватенко. Вот что он пишет:
«На третий день мы с Шестаковым поднялись в воздух. Сидел он во второй кабине учебно-тренировочного истребителя, контролируя мои действия. Я боялся допустить малейший просчет при выполнении фигур пилотажа. Во время виража, что называется, перестарался, перетянул ручку, машина задрожала и едва не свалилась в штопор. Капитан вовремя отжал ручку управления от себя, после чего упражнение повторили несколько раз. Посадка прошла хорошо. Спрашиваю: какие будут замечания?
Комэск отчитал меня по первое число за ненужную спешку. Советовал вырабатывать в себе хладнокровие, делать все плавно, не обращать внимания на того, кто находится в задней кабине. Потребовал четкого выполнения виража, переворота через крыло, петли Нестерова. Предупредил, что плохо летать не разрешит. Я должен летать только отлично».
…Приближалось 23 февраля. Намечался двойной праздник — день рождения Красной Армии и принятие эскадрильей новой Военной присяги, утвержденной 3 января 1939 года.
— А каким был текст самой первой присяги? — заинтересовались молодые летчики.
Шестакову понравилась такая любознательность. Он предложил провести в эскадрилье вечер, посвященный Военной клятве.
Рыкачев поддержал его. Он вызвался сам рассказать об истории Военной присяги, а Шестакова попросил выступить с рассказом о том, как наши летчики соблюдали верность ее требованиям в Испании.
Услышанное от комиссара для многих было своего рода откровением. Оказывается, первым текстом солдатской клятвы был декрет-воззвание В. И. Ленина «Социалистическое Отечество в опасности!». Бойцы революции читали его перед решительной схваткой с врагом под Псковом и Нарвой. Воодушевленные ленинским призывом, они разгромили тогда врага и в память об этом с 23 февраля стала отсчитываться история Советских Вооруженных Сил. С тех пор давать клятву на верность революции вошло в традицию. Но единого текста ее не было. Известно, что легендарный начдив Н. А. Щорс сам написал присягу для своих конников. 22 апреля 1918 года ВЦИК утвердил единый для всей Красной Армии текст торжественного обещания. Его просмотрел и одобрил В. И. Ленин. Более того, 11 мая того же года великий вождь лично прибыл на завод Михельсона, где состоялась церемония принятия торжественной клятвы военными частями Московского гарнизона, отправляющимися на фронт. Владимир Ильич, сойдя с трибуны, став в строй красноармейцев, вместе с ними повторял священные слова:
«Я, сын трудового народа, гражданин Советской Республики, принимаю на себя звание воина Рабоче-Крестьянской Красной Армии…»