Дальше слово было за нами — авиаторами. Но висел такой густой туман, что о вылетах не могло быть.
Матушке-пехоте в первый день контрнаступления пришлось действовать без нашей поддержки. Нам же — хоть плачь с досады!
К счастью, погода вскоре смилостивилась, туман рассеялся.
Наши истребители уже были давным-давно подготовлены к взлету. Достаточно было одной команды Шестакова «По самолетам!», чтобы, сбросив с машин копны сена, мы через десять минут оказались в воздухе.
Вот теперь уж действительно наш час настал.
Полк ведет Шестаков. Идем «этажеркой» — для нас, выходцев из 4-го полка, — не совсем обычным строем. Однако мы быстро убеждаемся в его большой эффективности.
Лев Львович возглавлял ударную группу — впереди и ниже всех на высоте около двух тысяч метров. Выше его и правее — эскадрилья Алелюхина. Еще выше и правее — наша эскадрилья Ковачевича. Таким образом — правый пеленг «этажерки». Отлично друг друга видим, хорошо просматривается все пространство вокруг, нас никто внезапно не атакует, мы сумеем защитить себя, поразить любого противника.
Чувство хорошо слаженного группового боевого полета — особенное чувство. Оно возникает от сознания, что рядом крылом к крылу идут верные, надежные товарищи, что мы не каждый сам по себе, а как бы единый, мощный ударный кулак. Идешь в таком строю — и песни хочется петь, потому что знаешь, у тебя сейчас не одна, а десятки пар глаз, ты рассчитываешь не только на свои пушки, но и на оружие соседа справа, слева, снизу, сверху.
А теперь представьте себе, насколько возрастает это чувство собственной силы, уверенности и неуязвимости, когда ты видишь рядом не только самолеты своего полка, но и сотни, а то, пожалуй, и тысячи машин братских частей.
Больше никогда в жизни мне не приходилось видеть в воздухе одновременно столько самолетов. «Яки», «лавочкины», «лагги», «петляковы», «илы» — ими было заполнено все пространство вокруг. При виде этой внушительной грозной армады мы были удивлены: откуда столько техники? Откуда она взялась, если еще вчера немцы безраздельно господствовали в небе Сталинграда?
Многое из пережитого нами в последнее время стало проясняться, видеться совсем в ином свете. Не напрасны, нет, не напрасны были все наши испытания. Вот какую силищу накопила страна! Теперь нас уже окрыляло не просто чувство группового боевого полета. Мы были участниками небывалого, грандиозного наступления, частицей огромной силы, призванной перемолоть, стереть с лица земли скопище фашистских орд под Сталинградом.
Шестаковцы с небывалым боевым подъемом прикрывают наши штурмовики и бомбардировщики, обрушившие бомбовые удары на передний край гитлеровцев.
Немец в воздухе, еще не осознав происшедшего, продолжает по-прежнему держаться нагло и самоуверенно. Но очень скоро, после того, как один за другим на землю рухнули шесть «мессершмиттов», спесь с врага слетела. В тот день впервые за последнее время мы были полновластными хозяевами сталинградского неба.
Последний удар нанесли по фашистским аэродромам в Гумраке и Воропоново.
Оттуда пытались взлететь истребители. Я видел, как поливал их огнем Шестаков, и слышал, как его ведомый Иван Королев азартно кричал:
— Горит, еще один горит!
Под надежным прикрытием группы Шестакова, которую, в свою очередь, бдительно охраняли мы, «илы» и «петляковы» смертельным ураганом прошлись над вражескими аэродромами, оставив на них лишь груды искореженного металла да бушующее пламя вокруг топливных цистерн.
Много фашистской техники было уничтожено на земле, шесть «мессеров» сбили в воздухе, четыре из них — группа Шестакова.
Мы обошлись без единой потери. Даже шальной снаряд никого не царапнул.
Это было торжество возмездия! Фашисты получили сполна по заслугам.
И теперь, мы были в том уверены, будут свое получать, пока последнего из них не вгоним в землю.
…На прежний аэродром мы больше не вернулись. По личному приказанию командарма нас посадили у села со странным названием — Зеты. Вместе с этим приказом была передана и благодарность нашему полку от командующего за исключительно активную боевую работу.
Действительно, мы все были как единый, хорошо слаженный механизм. «Слетанность полка начинается на земле», — многим из нас тогда вспомнились слова Шестакова.
Зеты — калмыцкое село, от которого осталось всего три хаты. Местность вокруг него та же, что и ранее — сколько глаз видит, степь да степь. Только теперь — белая, заснеженная. Холодная, ветреная зима властно вступала в свои права. Немцы при бегстве оставили здесь наспех оборудованные землянки и капониры для самолетов. Но дров никаких не было, топить печи нечем, приходилось закутываться в чехлы и в них спать.