— Ага… так это вы и есть. Давайте сюда посылку и немного подождите — я спрошу, что с ней делать.
Масон куда-то вышел, на какое-то время оставив гостя одного, в компании с чашечкой кофе. Впрочем, вернулся он быстро. Улыбнулся:
— К сожалению, мы не можем оставить это у себя. — Он протянул коробку юноше. — Брат Пьер хотел бы сам получить посылку из ваших рук. Вас не затруднит, месье, съездить к нему в госпиталь? Это не так далеко — на «Данфер Рошро».
— Хорошо. — Максим кивнул, и масон снова улыбнулся:
— Я предупрежу брата Пьера по телефону. Еще кофе?
— Спасибо, месье, но у меня не очень-то много времени.
Вежливо раскланявшись со служителем, Макс вышел на улицу и направился обратно к метро. Залитые солнцем тополя и липы светились зеленой листвою, в бирюзовом небе медленно проплывали узенькие полоски облаков. Пахло дымом — то ли где-то жарили каштаны, то ли что-то горело, молодой человек не обращал на это никакого внимания. Уселся на лавочке, проверил коробку — сокол на месте, — развернул карту, разыскивая нужную станцию.
Ага, вот она — «Данфер Рошро». А вот и одноименная площадь, и улица. Ну ничего себе — «недалеко»! Через полгорода тащиться! Хотя на метро, наверное, быстро.
Усаживаясь в полупустой вагон, юноша взглянул на часы мобильника. Час дня. По местному одиннадцать. А с тренером и ребятами они встретятся у вокзала Сен-Лазар, у памятника в виде часов. Вечером, в двадцать три ноль-ноль. Самолет утром. А до двадцати трех еще времени-то! У-у-у-у! Значит, так, сейчас в госпиталь, быстренько передать посылку «брату Пьеру», а потом, потом… Это ведь Париж, господи! Поехать в центр, на Ситэ, к Нотр-Дам и Дворцу правосудия… Или нет, лучше добраться до Лувра. Потом по Риволи — в сад Тюильри, погода-то! И дальше — как два года назад гуляли с отцом, тогда еще не больным, а вполне даже здоровым, — через сад Тюильри на площадь Согласия, потом по Елисейским Полям к Триумфальной арке. А может быть, свернуть к башне?
Максим улыбнулся и посмотрел в окно — поезд как раз выбрался на поверхность и проезжал по мосту через Сену. И вот она — башня! А вот станция «Бир-Хакем», но с нее башню смотреть не хочется — неудобный ракурс, как будто из-за угла подглядываешь. Иное дело — с «Трокадеро», с холма Шайо, — вот тут вид так вид, отец именно туда приводил Макса. Отец… Как-то он быстро сдал, слишком уж быстро. Хотя, с другой стороны, пятьдесят семь лет, Максим ведь у него поздний ребенок. А маме тогда было всего двадцать! Совсем молодая девчонка, в два раза моложе отца.
Отец был археологом, они на раскопках и встретились, кажется, где-то на юге… Или нет, под Новгородом. Мать увлекалась Древним Египтом, и сколько книг от нее осталось! На разных языках, не только на русском. Осталось…
Эх, мама, мама… Как говорил отец — и дернул же черт! Даже могилы и той не осталось. Раз в год, восьмого мая, — именно тогда погибла мама — Максим с отцом обязательно ездили на Вуоксу, к тому самому порогу. Сложили из камней памятник, даже эмалевую фотографию прикрутили — пересняли с той, что была: «Тимофеева Яна Тавовна».
А фотография-то оказалась веселой — других просто не было, и мама — красивая молодая девчонка! — улыбалась так задорно, весело, словно бы говорила: «Ничего! Прорвемся!» Прорвемся — это было ее любимой слово. Макс, правда, этого не помнил — слишком уж мал был.
Со стороны матери родственников не имелось, она была детдомовская и, по словам отца, о детстве своем вспоминать не любила. Отец тоже жил одиноко — все родственники погибли в блокаду, отец скончался от ран, а мать, Максимова бабушка, умерла еще в семидесятом. Такие вот дела.
Ага!
Максим посмотрел в окно — где хоть едем-то? «Распай». Уже на следующей выходить. Отыскать площадь, улицу… Ну, карта есть, да и спросить можно.
А все ж интересно — что ж это был за круглолицый нахал?!
Глава 2
Denfert Rochereau
Госпиталь Сен-Венсан де Поль
Станция называлась «Данфер Рошро», так же именовались и площадь с лежащим на постаменте львом, и улица — авеню, — отходившая от площади сразу за бульваром Распай. Росшие вдоль авеню тополя и липы давали приятную тень, а прорывающиеся сквозь их густую листву солнечные лучики приобретали зеленовато-желтый оттенок, падая на мостовую этаким вполне осязаемым дождиком. Солнечным дождиком.